Мне однажды довелось работать по специальности. Это было в Греции, летом девяносто третьего года. Я очень плохо говорил по-английски. В то же время, я был преисполнен гордости за Родину, везде хвастался, что я — русский. Однажды я оставил после зарплаты непомерные чаевые в какой-то таверне. После этого мне пришлось демонстрировать паспорт, чтобы доказать свою причастность. Хозяин удовлетворенно сказал:
— Ну вот. Я же говорил. Русские — такие же люди…

Однажды молодежь нашей лаборатории решила выехать на природу. Меня позвали тоже.

Прекрасный солнечный вечер, обильная пища, молодое критское вино и веселая компания — все способствовало неспешному течению доверительной беседы. Говорили о политике, культуре, истории. Вспомнили о религиозном родстве двух наших народов. Смутное ощущение единства веры просто витало в воздухе, но, ввиду нашей молодости и всеобщего разгильдяйства, точно никто уверен не был. Тогда самая милая аспирантка спросила меня напрямик:
— Are you an ortodox?

Я почувствовал всю значимость момента. Мне казалось, я отвечаю за весь многострадальный российский народ. Права на ошибку я не имел.

Я напрягся, как метатель молота перед броском. И, глядя прямо в прекрасные карие миндалевидные глаза, выпалил с возмущением:
— No. I'm a liberal.