Все грузины с рождения знают: русский язык непрост. В нем есть слова, не поддающиеся вербальному распознаванию. Например, бульдозер (да, это аллюзия на старинный анекдот).

Мое детство было легче. Я быстро выучил те два правила русского языка, которые помогают избегнуть позора при кратковременной атрофии слуха и стал писать и говорить более-менее грамотно. С тех пор прошло много лет.

Я вырос, выучил английский, поднаторел в немецком и могу (если рядом есть блевательница) читать на албанском. Я стал спокойнее и, что характерно, неуравновешеннее. Я стал взрослее.

Не так давно я оказался в кабаке, в котором меня знают. Не один. И не вдвоем. Публика за нашим столом вела себя настолько прилично, что самым шумным там оказался я. Невнятно острил, пытался заострить внимание. Ну, выпил лишнего — что вы хотите. С каждым может случиться.

Через пару часов мы решили ехать домой. Поев, предварительно. Ну, перекусишь в кабаке — а потом думаешь: «а не пора ли домой?» — обычное дело, да?

Красавица, что была с нами в тот вечер, внятно сказала мне, когда я внимательно изучал счет: «Вилька?». У меня во втором классе был друг по имени Вилька — Вильямин, как он представлялся родителям друзей. Поэтому я не удивился вопросу, но лишь немного удручился памяти красавицы.
— Алексей, — грустно ответил я. На меня посмотрели странно, но ласково. Я совершенно успокоился.

Потом я расплачивался по счету, мы выходили на улицу (а где мой шарфик?), закуривали на просторе. Тут я ощутил в правом боку покалывание. Я давно собирался к врачу, проверить ту железу, что справа от позвоночника. Вечно путаю.

И тут мне справа тычут острым. Прямо в бок. Человек, замечу, с нестройной артикуляцией. И вообще.

Я развернулся и посмотрел. Во взгляде моем, видимо, было многое. Включая угрозу. Не люблю я, когда мне тычут под ребро — такая черта характера. С этим уже поздно бороться.

Грустные карие глаза, поднявшиеся к моему лицу, как Балыбердин — на Эверест, как бы молчали. А рот этого картавого видения произнес, так вкрадчиво, что я пользуюсь этими ворованными вилками до сих пор:
— Вилька. И р-р-р-р — нож! Пррр-р-р-р-риборы! 40!