Моя первая жена тяготела к живописи. При этом, благодаря происхождению и природной неконфликтности — окончила физико-техническую школу и поступила в Политех. Когда мы поженились, я понял, что любимого гуманитария необходимо спасать от интегралов и корпускулярно-волновых дуализмов, пока жесткая наука не превратила тонкого ранимого человека в инженера.

В то время высшее техническое образование еще гарантировало стабильную неспешную карьеру, потому я решил не форсировать события, а съездить потихонечку в Мухинское училище и разузнать поподробнее о перспективах. Перевод с кафедры физики полупроводников на какую-нибудь пасторальную гравюру мне казался не совсем тривиальным делом.

Я поехал в Муху.

Двадцать минут разговоров с какими-то отрешенно-пространными мадемуазелями в призрачно-белом и две коробки шоколадных конфет сделали свое дело, и я узнал, где находится студия декана. В Политехе такие помещения величали непретенциозным «кабинет».
— Только вам лучше завтра зайти, сегодня они день рождения Градова отмечают, — с томным вздохом произнесла мне в спину волоокая аспирантка.

Я понял, что вышел в цвет.

Спустился на улицу, купил две бутылки коньяка, не торопясь вернулся в здание. Размашистой походкой дошел до студии декана, стараясь не слишком позвякивать полупрозрачным пакетиком. Постучался и приоткрыл дверь.

В студии было не продохнуть от табачного дыма и ожесточенных споров за искусство, плотными клубами кружившихся под потолком. Я со всеми поздоровался, выставил коньяк на стол и присел в углу.

Через час я сбегал еще. Через полтора — пил на брудершафт с мастером лепки. Через два — с замдекана.

После третьего похода в магазин я осмелился, наконец, подойти к декану. Пространно поинтересовался о перспективах перевода из Политеха. С изумлением услышал:
— Да говно вопрос! У меня в пятой и шестой недобор. Приходи в понедельник с документами, я Верочку предупрежу.

Я стыдливо пробубнил что-то об отсутствии у меня таланта (признаться, у меня не то что таланта, мало-мальских способностей-то к живописи никогда не было). Запутался в деепричастных оборотах. Провозгласил какой-то неуместный тост. Вновь склонился к декану и маловразумительно стал рассказывать о жене. Какая она у меня умница, и вообще.

Декан неожиданно расстроился.
— Так ты не сам к нам? За жену хлопотать пришел? Женщину, то есть, — уже с угрозой в голосе переспросил он.
— Ну да, — совсем растерялся я.

Декан окинул меня совершенно безразличным взглядом, махом выпил полстакана и окончательно потерял ко мне интерес. Я продолжал что-то бубнить про искусство, не к месту вытаскивал из папки карандашные рисунки жены, казавшиеся мне очень удачными акварели и подсовывал их декану. Тот реагировал невнимательно. Быстро устал от моего бормотания. И веско сказал:
— Тебя, с твоим талантом, — он бросил едва уловимый взгляд в сторону шести пустых бутылок конька, — мы бы взяли хоть завтра. А бабы нам тут нахуй не нужны.

Жене я не стал объяснять причины неудачи. Сказал, что прием документов уже закончился.