на совершеннолетие

Забываю слова — посему не солгу.
Что душа! как бумажный кораблик отчалила.
Перед волей — в бегу, перед Богом — в долгу.
Пред собою — в глухом безотчетном отчаянье.
Ветер небо полощет — мою простыню.
Гонит листья по паперти дней и мечтаний.
Пишет жизни на листьях — предать их огню
и забыться в глухой бесшабашной печали.
Забываю слова, имена, падежи.
Остаюсь одиноким и неоднозначным.
А над крышами ангел любви мельтешит
в платье кровью забрызганном, грязном, прозрачном.
Отрекаясь от зла, от речей, от земли,
омрачая рассудок вчерашними снами,
я, задравши глаза, вижу, как журавли
бороздят голубое дырявое знамя.

Забываю слова, вспоминаю тебя.
Под дождем, по дороге, все прямо, да прямо.
С колоколен рожки егерей протрубят,
возвратят меня в ад зарешеченных храмов.
И как прежде, прощаясь с весной, или в ночь,
отказавшись от гордой парчи и от веры,
из окна ли, под поезд, в запой ли, на нож,
я найду себе дело по силам, по нервам.
Помолись за меня, за спасение тем,
кто за мной увязался вдогонку по шпалам.
Кто стрелял в небеса и ложился в постель,
и кричал мне: «еще, милый, мало, блядь, мало!».
А рассудок отпустит меня — ворожит
на дорожку, и льет посошок молока мне.
Шепчет: «ты-то!— тебе-то пожить — не дожить,
не оставить в душе даже камня на камне!»
Забываю слова, умолкаю навек.
Невесомо, незримо, безлико, безвольно.
Я бреду по замерзшей не к сроку Неве
в Петропавловском злате твоих колоколен.
Поднимается вверх мое сердце — лови! —
догорает свеча в изголовье.
Это дети клянутся друг другу в любви.
Мы — давно уж — клянемся любовью.

——

10 лет спустя

Подбираю слова — нужно что-то сказать.
Нарушаю обет, себе данный неявно.
Я неловко от зеркала прячу глаза,
Все прошло. И эпоха зовется «недавно».
Я к таким поворотам судьбы не готов.
Алексей Достоевского — с алчностью Стеньки...
Это дети бесплатно играют в любовь —
Мы давно уж играем с любовью на деньги.

Подбираю слова — эта исповедь врет!
Ямщики по домам, лишь метель завывает.
Если нет тормозов — а вокруг — поворот —
Значит вытащит юзом, — по кромке — кривая.
Заколочены двери отсюда и вновь,
На немытые окна прилажены ставни...
Я привык ставить все на победы в любовь,
А сейчас и гроша на себя не поставлю.

Подбираю слова — гулкий слышится стук.
Ритм-гитара похмелья в висках, или сердце?
Спички валятся из коченеющих рук,
Огонька папиросы не хватит — согреться.
Что ж мне сон — так навязчив?! Дорога в зиме,
Бубенцами волков — насмешающи кротко.
Они тянут оскалами морды ко мне,
И темно впереди, и кончается водка.

Подобрать бы слова, те, что я — растерял,
Те, что я не шептал, когда мог был и должен.
Подобрать бы, и как Отче Наш — повторять.
И Платона забыть, и что истина — тоже.
Помолись — за всех нас, и особо — заметь,
За всех тех, кто прожил эту вечность до точки.
Это дети клянутся за нас умереть.
Мы — давно уже дарим на свадьбы цветочки.

Подбираю слова — только чтоб промолчать.
Суть друзья объяснят — боль продумав и взвесив.
Векселя подписал, ставьте, суки, печать!
Я судьбу — украду, утащу в поднебесье.
А потом, когда буду долги отдавать,
Прошепчу, так боясь, и так радуясь встрече:
Нет, не дети играют в любовь, но судьба
Беспощадно краплеными картами мечет.

Подбираю слова. Я нарушу обет,
Я скажу, я спою, дайте только проснуться!
И плевать, что вокруг ни души уже нет,
Все равно мне назад никогда не вернуться.
И стекает слеза на подушку — лови,
И Судьбу не попросишь иную.
Это дети — клянутся друг другу — в любви.
Я скажу, что немного тоскую.

20 лет спустя

Вспоминаю слова ненаписанных книг,
всех непро́житых жизней, несотканных нитей.
Повторяю слова, не сбиваясь на крик,
бормочу про себя, как потерянный витязь.
Жизнь — кроссворд; вертикаль выбрал жребий слепой,
в клетках знаки-подсказки расставлены редко:
между жадным рожденьем и смертью скупой
уместить бы любовь, да вписать в эти клетки.

Вспоминаю слова недоделанных бед,
недоброшенный мяч в институтском финале,
недоваренный борщ, незамеченный след,
что бы все про меня бы еще вспоминали?
Расползается небо в рассветный прищур,
ветер странствий из форточки бреет лицо мне.
Повторяю слова, те, что я запишу,
как вердикт, бесшабашный, простой и весомый.

Вспоминаю слова недосказанных фраз,
поворотов, развилок, ненужных развязок.
На нехитрый мотивчик «Эх, раз, еще раз»
я шепчу «еще сорок», хрип вреден для связок.
Повторяю слова, как рутинную дань:
епитимья наложена, вот и рифмую.
Между «здравствуй» и долгим «прощай» никогда
не уместится жизнь, чтоб не клянчить иную.

Вспоминаю слова незнакомых молитв,
монотонно читаю по писаным строкам.
Сердце это? Душа? Или что там болит,
когда я вспоминаю слова ненароком?
Гулко бьют, как куранты, шаги этих стоп,
смысл угадан не точно, подмечен наверно.
Между полным «вперед» и безжалостным «стоп!»
целый мир для любви. Для надежды и веры.

Вспоминаю слова, только бы не молчать,
в тишине не расплавиться, мрачной и липкой.
Те слова, что всегда заменяли печать
на контрактах, скрепленных случайной улыбкой.
Алгоритм был отлажен еще в мезозой,
и без нашего, кстати, похоже, участья.
Между первым смущеньем и первой слезой
остается пространство и время для счастья.

Вспоминаю слова. Их немного, таких,
что не стыдно пером отнести на бумагу.
Все закапав чернилами, вкривь, от руки,
да размашисто так, что и неба бы мало.
Вспоминаю слова, лучше мне не найти.
Странник сам выбирает: тернистый ли, млечный…
Из всего что встречается нам на пути —
лишь любовь сохраняется в сердце навечно.

30 лет спустя

Проклинаю слова обещаний и клятв, ненаписанных кровью, несказанных утром. Скоро наши костры до углей догорят — и случайный трюизм вдруг покажется мудрым. Огоньком трубки мира займется пожар где-то там, в глубине зачерствевшего тела, стань Эмилем — Гари, как Роменом — Ажар, в волновом дуализме Адама и Евы.

Проклинаю слова — больше веры вам нет. Сколько их было брошено вволю на ветер! В силе слов — квинтэссенция силы примет: мелкий шрифт в договорах совсем неприметен. Я выбрасывал шепотом в урну дела отпечатком времен оставаясь в пространстве: заплетенные в горькой истоме тела выразимы едва на наречьи пристрастий.

Проклинаю слова, ценность — ломаный грош: пять рыбёх, что поделим на ужин грядущий. А не хватит на всех? — Подело́м, ну и что ж — большинство обойдется спасеньем и душем. Нет пророков вокруг, да, я этому рад, потому что пророк — к мятежу и восстанью. Друг народу не нужен, и каждый Марат не от пули падет — но задавлен вистами.

Проклинаю слова. Их истратив под ноль, остаешься один на один с мирозданьем. Молча вилкой маслины берешь по одной и маячит полтинник — как выцветший задник. Людям звонкая речь никогда не к лицу, но иная судьба — пробавляться словами. В части «Тишь №6» — я стою на плацу; кто последний немой? Чарли, вы? Я за вами.

Проклинаю слова — нераскрученный смерч, в карусели слогов — вереница созвучий. Там, за дверью — прыжок в тишину, словно в смерть, черепаха-судьба держит цинковый ключик. Проклинаю слова. Да не спросит никто что меня обратило в глухое неверье.

Проклинаю, но все же люблю вас за то, что таится за той заколдованной дверью.