Я сижу и грущу — но о чем — неясно.
Любые тщенья понять — напрасны...
      Я сижу в темноте, у окна, сгазетой.
      Шелухой с деревьев, шуршаньем светок,
      Шелестом старческих губ,наветом,
      Шепотом, шорохом, шкваломветра,
Слетают листья.
И бьются оземь.
Так и моя золотая осень.
Лица, лица, лица, лица...
Закрывая глаза, заставляю кружиться
Неба — просинь,
Да веток — прозелень...
Здравствуй, моя золотая осень.
      Я сижу у окна, и проходят мимо
      Внизу, спеша, что твоипилигримы,
      Люди реальные, люди мнимые,
      Люди Берлина, Парижа, Рима.
А листья крýжат,
А лето — в прошлом,
В городе, что не забыт, но брошен.
Лужи, лужи, лужи, лужи.
Гюрос на ужин, прощай, застуженый
Город, дикий, неосторожный
Львиный, мраморный и встревоженный.
      Я сижу и курю, на одной изштрассе
      В центре города, в гуще массы,
      Рядом мерцают огни шпаркассы
      Ассимиляция. Точит лясы
Балконом ниже
Довольный бюргер.
И ветер милее мне нашей вьюги.
Лижет, лижет, лижет, лижет
Лицо мне. И я ощущаю ближе
Круг событий, и в этом круге
Тихий шепот моей подруги.
      Я сижу у окна и считаю время.
      Я его почти осязаю. Вредно
      Смотреть, что евнух в твоемгареме
      На уходящее. И, скаредный,
Ветер нашепты-
вает украдкой:
«Все — как и прежде». Я буду краток.
Шел ты, шел ты, шел ты, шел ты —
Брюки давно уже стерлись в шорты,
И скоро эпоха, ты в аккурат как
Вышел, на смену пространства падкий.
      Я сижу в темноте, у окна, агде-то
      Там, далеко, два часа по ветру
      Ты — и шелест ночного ветра
      Тише шуршанья твоей газеты.
Я сижу и грущу — но о том, что после
Примет форму надменной позы.