Безмолвным холодом, чужими песнями, в дорогу — в рубище...
Душа исколота, за смерть — воскреснем ли?!— в чужие рубежи.
Да сердце молотом стучит, чтоб веселей. С тобой, Расеюшка, рабомжить.
Гадюки ползают, дым мягко стелется — картинка маслицем.
Да суки борзые, пурга-метелица... Лик святый спал с лица.
Бледнеет, хмурится,
Немеет, скалится.
Елеем курится.
Трезвеет, кажется...
Черным потолком в грязи, окном в две шторки, стенами прокопченными.
Оставим на потом ком в груди, да слезы горькие. Затопимпечь по черному.
Рюричей потомки мы — веди! Да все под горку. Битые, ученые...
Да ветром воет мгла, нависли тучи над Россией — пост живых!
Заветна воля жгла сердца, вдоль кручи — ряд деревьев-постовых...
На-по земле — ветра,
Ни веры мне, ни сна во сне...
Стою в золе костра.
Не по зиме, к весне...

Только Имя Имен на устах,
Только Время Времен на часах,
И никто на постой
не свернет, не вернется с пути.
Маюсь маем... Нет перил на мостах,
За окном дорога в небо — пуста!
Нужно крикнуть «постой!»,
чтоб услышать в ответ: «Пропусти!»...
Нет подсказок на чистых листах.
Что-то темное, как смерть в небесах.
А вопрос непростой —
нужно выучиться мямлить «Прости!».

Исстари пити веселие, да хлеба-зрелищ пустота. Шуты надрывные!
Вечер — хворь, утро — похмелье. Света ни черта. Чирьи нарывные...
Белье нечистое, скомканы постели. А ну-ка по местам! За нашисрывы нам!
Не протрезвеем мы, уже не хочется увидеть наш бескрайний ноль.
Зарекся от тюрьмы да от сумы. Стал тихо ненавидеть, так хотяб не ной!
Мы жили как могли,
Сточили все свои ножи.
Зарыли звуки, и из-под земли
Завыли псы наших надежд на жизнь...
Полем нераспаханным раскинулась у ног Россия неопрятная.
Воротник распахнут, я совсем продрог, да мечусь беспамятно.
Я рванул рубаху, да зашить не смог. Скоро на попятную!
Реки по болотам, застревая в трясинах болот, да дремучих лесов...
Мысли беззаботны, тыльными ладонями стирая пот с поседевших голов.
Путь-то в никуда, тропка не видна,
Эк нас в блуде раскорячило!
Да мути поднятось со дна.
Ути-ути-ути, ко мне, незрячие!
Вьется песня, курит торф чернозем.
Запевалою — родная тоска...
Нагрузили, значит мы понесем,
По родным просторам горы песка.
Горечь наших молитв на словах, по оврагам, партизанить в кустах,
пробираться домой, петли вить, паутину плести.
Только нет уже нам места в домах, только мы — уже герои в речах.
Нас пугали тюрьмой, но сломали — на покой отпустив.
Обволакивает липкостью страх. я в словах своих, в цепях — кандалах,
Говорящий немой, одинок, да и продрог до кости.
Опускается тихо покой.
Да снисходит на нас благодать.
Нам приветливо машут рукой
Те, кто сам выбирал умирать.

Белою бумагой, небом — выше, выше — поверяю судьбу.
Любовью да отвагой — герб выжжен на моем ли горбу?
Брагой нашей влагой — Дождик брызжет — на росу сегодня табу!
Поутру я умру, и тогда закричит воронье.
Трубы нот не сотрут, эти саги не согнут нас в трубу — Ни меня,ни тебя.
Да святится имя твое. Тихо протрубят
упокой — непрощенным враньем.
Плащаницы черные, капюшоны на глаза — крадется племя обучаемых.
За ними вороны, погода-гроза, да пелена печали-тьмы...
Все тропы торные, но эта — не тропа а стезя. Да по возврату нескучали мы!
Великий Пост — на погост, скоро время забывать.
Странный гость и речи — вздорные! В глазах отчаянье...
Приоткрыта дверь — накормят, уложат поспать...
Верь, или не верь, Но еще не время убивать? Умирать?
Кто же эти люди? Люди ли, вообще, или я один вкруг на сотни миль?!
Своему Иуде — дам тридцадку. Он в плаще и с бородкой — оченьмил.
Была-не-была, но будет — твари лезут из пещер — в сотый разглядеть дурной водевиль.
Скоро утро, барабанный бой — как сигнал
Небо хмуро, и дышать полной грудью — ни желанья, ни сил.

Ветер тихо напевает — поет,
но мелодия звенит, как металл.
Да святится Имя твое!
Я ведь сам его собой заклинал...

Только Имя Имен на устах,
Только Время Времен на часах,
И никто на постой
не свернул, не вернулся с пути.
Янка, что ж ты!.. Нет перил на мостах,
Саша, Саша! За окном — пустота!
Майк! По верстам — ни Христа, ни креста!
Нужно крикнуть «постой!»,
чтоб в ответ промолчали: «Прости!»...
Все подсказки мне — на чистых листах.
Что-то светлое, как жизнь в небесах.
А вопрос непростой —
Не пролить, и не испить — пронести.