0.

Накатывает ночью хрипота. Но оттого немного неуютно, Что расписанье знаю поминутно И догоняю бегом по пятам. И вяжет связки тень, как немота. Боязнь народа, самого себя и смуты — Как прошлого и будущего блуда — Как вечного запретного плода. Спасает свет, коньяк, камин и плед. Огонь — спокон веков — успокоитель. Окрест — обрывки фраз. Вчерашний след Не остается на снегу, хотя поэт, Который совместительством — учитель И обещал, что будет им согрет.

1.

Накатывает ночью хрипота.
Ломаю перья, струны рву, летаю.
Ноябрь — вовсю. Но снег стыдливо тает,
Накапливаясь пеною у рта.
Саднит в сердцах. Ахиллова пята.
Стою к окну. На улице светает.
Внесигаретный дым, как речь, витает,
Как опустившаяся, жалкая беда.
Я не ищу ответа в тишине.
Я не играю. Даже не на лютне.
Слова охотно просятся вовне
И, отлетая, брезгуют по мне.
Смиряюсь. И ищу других в вине,
Но оттого немного неуютно.

2.

Но оттого немного неуютно,
Что яркий слепит свет. Болят глаза.
Чужое, взвешенное, брошенное «за»
Рождает несогласие подспудно.
Да, здесь повиновение подсудно,
Не верит одиночество слезам.
Мне в передачах носят образа —
Я образы из них леплю прилюдно.
Тюрьма? Квартира?— просто рецидив
Вчерашней боли, как с похмелья, мутной.
Часы — причина. Время — лейт-мотив
Небытия, а сиречь — негатив.
И что-то тикает внутри, но так занудно,
Что расписанье знаю поминутно.

3.

Что расписанье знаю поминутно,
Невелика беда — успею опоздать.
Рассказывать, как падала звезда
Ночами яркими, дорог ища попутных.
Гореть не расставаясь с небом трудно.
Почти, как догонять, любить и ждать.
Надеяться, прощать и побеждать,
Рождаться псом, не становясь приблудным.
Не растворяясь в сумраке, плыву,
Роняю пепел в гривы облакам.
Я остаюсь не верить наяву
Своим глазам, словам, рукам и снам.
Часы поставил. Целюсь во главу.
И догоняю бегом по пятам.

4.

И догоняю бегом по пятам
Ушедший в никуда по ветру поезд.
Я окружил планету. Черный пояс
Восьмого круга ада — не отдам.
Кому любви? Страхую. Каждый полис
Я кровью отмываю по утрам.
Мне можно верить. Если и предам,
То долго не забуду, беспокоясь.
Как ос не раздражает теснота?
Как им не слишком сладко в меде?
Воистину по среднему в природе
Не вымеришь отмеренного. Так
Мерещится мостом мечта о броде
И вяжет связки тень, как немота.

5.

И вяжет связки Тень, как немота.
Я выключил все фонари в округе.
Бредем, вдвоем, не помня друг о друге,
Без веры от царя и до креста.
Дорога расстилается, не став
Землей, не ведая о плуге,
Как жеребец, не знающий подпруги,
Немного иначе трактуещи устав.
А Цезарь? Что же он? Боялся Брута,
Не верил в одиночество, болел,
Шептал «прости», оставшись не у дел…
А первый ряд в кольцо смыкался, пел.
И называлось это время суток
Боязнь народа, самого себя и смуты.

6.

Боязнь народа, самого себя и смуты
Немногих пощадила королей.
Мы были самых голубых кровей,
Когда на все поверили кому-то.
Остались шрамы. Втуне пожалей
О прожитых годах, останься злей
Судьбы. Сорви все путы,
И докажи, что кровь — еще алей.
Нам утвердили алиби. Прощают.
Да что! Оркестр на площади. Встречают.
В толпе знакомо высится Иуда.
А мы — все те же; черными плащами
Отрешены от злобы и печали,
Как прошлого и будущего блуда.

7.

Как прошлого и будущего блуда,
Не зарекаюсь жалости к себе.
Не то, что б я со временем слабел,
Но взял разбег немного слишком круто.
И стрелка суеты слегка погнута,
Царапает по кругу при ходьбе
Кровь — временем, как горлом и судьбе
Не шлют вестей. Нет писем ниоткуда.
Пришел сюда, чтобы ответить «да»,
Чтоб отстранить, когда придет беда,
Но заблудился в искренности бреда.
Вершины — вот они. Так тянется гряда,
Что не заметить вчуже эти беды,
Как вечного запретного плода.

8.

Как вечного запретного плода.
Искуса я боюсь как панацеи.
Держу себя в узде, но на прицеле —
Чужого бакенбарда борода.
Мир расступается. Проходят города.
Я тоже был. Заканчивал лицеи,
Был по достоинству и равенству оценен,
И пущен с молотка, все распродав.
Все потому, что я не убивал.
Не чтил в глазах тоску прожитых лет,
Орел меня не навещал у скал —
Все потому, что я не умирал,
От слов, которых, в общем, не сказал,
Спасает свет, коньяк, камин и плед.

9.

Спасает свет, коньяк, камин и плед.
Наследство прошлого, дорога в небеса.
Я вижу синь, пишу: «о! бирюза!»
И это — мой вопрос на твой ответ.
И тройка, и семерка, и валет…
Кого б еще с листа переписать?
И тянет чашу вниз, как на весах,
Тягучесть слов, которыми отпет.
Пространство забивается в углы.
У скал не довелось — стою у глыб —
В надежде отыскать стихов обитель.
Вкруг облака — тоскливы и смуглы,
И им навязывает правила игры
Огонь — спокон веков — успокоитель.

10.

Огонь — спокон веков — успокоитель —
Читает мне псалтирь как пономарь.
И я уже не чувствую, как гарь
Подводит тенью лик. И нем спаситель.
А в зеркале — Судьбы иной проситель.
Я верю в жизнь, и вера крепнет встарь.
Залп прогремит, как данный вволю старт,
И сотни голосов смолчат «простите».
Картина — полотном вокруг — тускла.
Кувшин разбит, и слезы льют из глаз.
Так лунный свет теряется во мгле,
Что мгла смыкается и колет, как игла.
Ночь постеснялась — звезды не зажгла —
Окрест — обрывки фраз. Вчерашний след.

11.

Окрест — обрывки фраз. Вчерашний след.
Затоптан девственностью всенощной метели.
Следы ожогов на распятом теле, —
Что свежий сруб — весь в ожерелье лет.
Хотя, какие годы! Суток нет
С тех пор, как я задумался о деле
Саднит в душе, и сердце — на пределе.
Я перешагиваю дюжинный сонет.
Уносят потерпевших в никуда.
Над речкой чернью разгорается звезда
И гаснет, принося ненужный свет
На жертвенный алтарь вчерашних бед.
«Поэта манит даль». Он никогда
Не остается на снегу, хотя поэт.

12.

Не остается на снегу, хотя поэт.
Не хочет умирать, не верит в лето.
И челядь не заходит в дом поэта,
И говорят — что он — анахорет.
Ты так тянулся к людям! Tèt-a-tét
Остался так неловок, что луч света
Способен отрешить. И ты обета
Не вынесешь, как мог бы в темноте.
Тушите свет. И свеч не запалите.
Лампады чадом ладана тусклы.
Я обиваю в сумраке углы.
И зеркало беснуется: «смотрите!».
Вот он — певец зазубренной стрелы —
Который совместительством — учитель.

13.

Который совместительством — учитель,
Призваньем — брат, а сущностью — я сам,
Мне улыбается, и пишет в небесах
По облакам лучами «помогите!».
Расслабиться, расстаться, закурить и —
Заметить, что сменилась полоса.
Я шел по черной — в белую, впросак —
Попал. И в ней остался. Извините.
И время рвется вспять, пробрав как дрожь,
По тем, кого уж больше не вернешь,
По тем, кто застил свет, кого здесь нет…
И время рвет вперед, ты плачешь — что ж —
Он сам накликал, напевая, дождь.
И обещал, что будет им согрет.

14.

И обещал, что будет им согрет.
И клялся на крови. И пел про лето.
И плачем песня рвет стихи поэта.
И рифмы разлетаются на свет.
Другие люди из других карет
Бросают медяки, и шляпа фетром
Стыдливо глушит бряканье монеты…
И медленно плывет кабриолет.
Нет песен. Уходящее — молчанье.
Не отрешиться. Так и жить — в отчаянье.
Ни дерева, ни сына, жизнь в скитах.
Не просыпаясь — тянется прощание —
Я в снах еще спою. Как обещание
Накатывает ночью хрипота.

0.

Накатывает ночью хрипота. Но оттого немного неуютно, Что расписанье знаю поминутно И догоняю бегом по пятам. И вяжет связки тень, как немота. Боязнь народа, самого себя и смуты — Как прошлого и будущего блуда — Как вечного запретного плода. Спасает свет, коньяк, камин и плед. Огонь — спокон веков — успокоитель. Окрест — обрывки фраз. Вчерашний след Не остается на снегу, хотя поэт, Который совместительством — учитель И обещал, что будет им согрет.