Зачем, скажи, я искал покой, рукой разгоняя сны? Какой туман над какой рекой во имя какой весны? Пророчествам верить — удел глупцов, венцом — доказательств сонм. В чужие руки укрыв лицо — отваживаюсь на сон. В чужом стакане — вино на дне — разбавленное с тоской. Зачем, скажи, эта смута мне? Зачем я искал покой?

Зачем, скажи, я искал покой, зачем он нашел меня? В какие строфы какой строкой — какого седьмого дня? За горизонтом стоит конвой, курит и ждет с ленцой. Мирок, пустивший меня на постой — запаян заподлицо. Дороги, развязки, сухая пыль, стертая в кровь душа. Я не мечусь, я не трачу пыл — бреду вперед не спеша. В котомке — хлеб, да вина глоток — оставленный до зари. Завтра — уксус на посошок, да горькие сухари. Мой голос шепчет: иди, иди; — хриплый голос, плохой. Зачем я здесь? Почему один? Кому я искал покой?

Зачем, скажи, я искал покой, на что он — покой глупцу? Бубнам нервов — совсем другой — червовый рояль к лицу. Смятенье, смута — корень один, но разный под кроной ствол. И если придется жить до седин, пора купить корвалол. Такое небо вокруг, что плачь. Иссиня-черный всплеск. Я верил, что хватит на век удач — ввысь без страховки лез. А пики рядом, горят, остры — бьют мою трефу в масть. В равнине уютно горят костры и манят взлететь, упасть. Что там, за небом, в глухой ночи? Чей раздается вой?
Скажи мне, спой мне, шепни, прокричи: зачем я нашел покой?