За билетами нужно было ехать на окраину, в квартиру организатора концерта. Я усмехался дорогой: «все как в старые добрые времена, только сам квартирник теперь — в Фазанен Холле». Это не самая дешевая площадка в Берлине.

Чтобы послушать Гребенщикова, сообразно логике вещей, можно было не уезжать из Питера жить в Берлин. Но — так сложилось.

Зальчик оказался небольшим, амфитеатральным. Хорошая акустика, там даже выступал Ростропович. Однажды. Кажется. Публика, поблескивая массивными золотыми перстнями, натиснутыми прямо поверх непритязательного сайгоновского прошлого — расселась  заранее, интеллигентно помалкивая. Преобладали бывшие питерские.

Я угрюмо пил виски в баре и недоумевал, что меня заставило вписаться в эту тусовку.

Когда появился мэтр, мест в зале не оставалось. Я взял барный стул и поставил его вплотную к сцене. Борис Борисович, поверх темных очков, невнимательно скользнул по мне взглядом.

После пятой песни я негромко попросил «Афанасий Никитин буги». Взгляд поверх очков на сей раз был пристальнее, но не сильно продолжительнее. Моя заявка оказалась удовлетворена.

Еще номеров через десять я обнаглел окончательно и спросил: «а Фому вспомните?».

Умный взгляд талантливого человека задержался на мне секунд на двадцать. Прямо над темными очками. Наконец, глаза посветлели и прищурились в улыбке:
— Два квартирника, на Перовской. Году в девяностом. 

Я уважаю этого человека и люблю его творчество. Я подпевал — точнее, полушепотом подсказывал — Фому. Мой голос есть на записи, которую я совершенно непреднамеренно скачал недавно из сети. Наверное, это единственный случай, когда я рад быть вторым.

Он пока впереди.

Есть такие люди.