Для Д.Ю.

Когда-то я снимал квартиру на Планерной улице в маленьком, но гордом, портовом городке. Мой дом был крайним. Причем, не в московском значении этого слова, которое они, почему-то, решили заимствовать у парашютистов. А в исконном. За моим домом начинались поля и буераки.

Этаж тоже был крайним. В смысле, последним. Короче, десятым. Совсем я с синонимами запутался. Десятый, в общем, этаж, а над ним — крыша. Лифт ходил иногда. С соседями я познакомился через пару часов после того, как въехал. Нижнего — залил; напротивного — удивил полуночной просьбой о монтировке. Нужно было трубу в ванной отжать. Со временем отношения переросли в товарищеские.

Дверь, благодаря дислокационным особенностям квартиры, я практически не запирал. Ну, уезжая из города на неделю — запирал, конечно. А так — нет.

Возвращаюсь как-то из магазина. Мясо прикупил, картошечку; про соленые огурчики не забыл. Открываю дверь. И попадаю в мизансцену, достойную таланта Додина.

На моей кухне, в семейных трусах и вылинявшей майке — сидит мой сосед, Вася. Перед ним две бутылки водки, еще незавно прозябавшие на верхней полке моего холодильника. Одна пуста, вторая — подходит к концу. Вася, понятно, лыка не вяжет. Отсутствовал я минут тридцать, восемьсот грамм водки за полчаса — как ни крути, чемпионский результат. Сил после такой дистанции с препятствиями не остается. Сбивается дыхание, пульс и дикция.

Я распаковал свои пакетики. Вася мычал толково, но невнятно. Он не пытался говорить длинными фразами — он четко осознавал свои ограниченные вербальные возможности. К сожалению, слегка их переоценивая.
— Жена, — вдруг неожиданно внятно выговорил Вася. — Сука.

И уронил голову на руки. Беззвучно, как в плохой мелодраме.

Я отволок Васю на кровать, убрал оставшиеся двести грамм в холодильник и уехал по своим делам.

Свои дела затянулись. Переросли в какую-то смутную попойку в гостях. Оттуда мы поехали играть на бильярде. Херес, отчетливо помню, был лишним. Особенно перед «еще по сто пятьдесят».

Домой я вернулся около трех утра. Немного …м-м-м несобранный. События прошедшего дня припоминались смутно, кусками, перемешанными в пространстве и времени. Хотелось петь, курить и веселиться. Я благоразумно выбрал «спать».

Белые ночи хороши тем, что даже в три утра можно не нашаривать втуне выключатель. Не включая свет, я добрел до спальни. Разделся по дороге к кровати.

Присел на краешек, в надежде снять носки.

В кровати у меня лежало тело.

Холодное.

Влажное.

Инородное.

Но человеческое.

Сомнений в этом не оставляли пятки, торчавшие из-под простыни. Тело не дышало.

Я не очень впечатлительный человек. У меня выдержка. И вообще. Нечеловеческими усилиями мне удалось не заорать. Я вскочил, натянул джинсы и ломанулся прочь из квартиры.

Обычно я хорошо маскируюсь под вменяемого человека. У меня даже получается мыслить логически. Редкие проявления склероза пока удается скрывать. Но это был не мой день. Я позвонил в дверь напротив. И тут же сообразил, что идея полуголым привидением разбудить малознакомую женщину в три часа ночи — была не совсем удачной.

Дверь распахнулась незамедлительно, словно Галя — держала руку на собачке замка:
— Ах ты сука! — услышал я, и мои худшие опасения подтвердились. — Где Вася? Я уже все больницы обзвонила!
— Уехал в Москву, — сказал я зачем-то. Все-таки нейроны в мозгу иногда способны на самые неожиданные фортели.

И тут сознание ко мне вернулось. Внезапно я вспомнил события сегодняшнего утра. Понял, чей труп спит у меня в постели. Мое лицо просветлело. Я улыбнулся, как мог широко. И успокоил несчастную женщину:
— Но он уже вернулся. И спит со мной. То есть, у меня.