Гамлета Манукяна практически все звали Йориком. Ему это шло. Мрачное молчание, которое исходило от него плотным потоком, было практически осязаемым. Заостренные скулы, волевой подбородок, глубоко посаженные иссиня-черные глаза. Гамлет обычно сторонился людского общества.

На дне рождения нашего общего знакомого Лабашева — Манукян оказался случайно. Мы пили с ним пиво в баре «Аллигатор», что на Лиговке. Как обычно, молчали — каждый о своем. Гамлет выглядел слегка встревоженным. Брови были сдвинуты к переночице — на пару микрон больше обычного. И молчал он немного более хмуро, чем всегда.

Когда мы заказали по третьей, я предложил проведать, как там поживает Лабашев.
— Тем более, что у него сегодня день рождения, — внезапно откликнулся Манукян.

Мы расплатились и пошли.

На немаленькой кухне было не продохнуть. Мы примостились в углу, чуть не на коленях у какой-то незнакомой барышни располагающего к себе вида. Гамлет представился, чем поверг меня в состояние сильной душевной смуты. Манукян, сколько я его знал, никогда ни с кем не заговаривал первым. Они перебросились парой фраз.

Вполголоса.

Через три минуты Манукян отвернулся от девочки и устало выдохнул в мою сторону:
— Ара, ты понимаешь, она уже согласна. — В голосе Гамлета тоска была густо замешана на презрении.

Девочка, тем временем, дернула Манукяна за рукав. Желая продолжить общение. Наш Йорик был молчалив, недурен собой и носил на запястье золотую цепочку граммов на шестьсот. То есть, являл собой воплощение мечтаний любой профурсетки. Она желала продолжить общение.

Гамлет повернул голову в ее сторону, градуса на полтора, и внятно произнес тренированным оперным баритоном:
— Милочка, тигры овец не ебут!