При всей своей неизбывной интеллигентности, Немиров умудрялся никогда не быть чопорным. Помню, как-то мы шли с ним по Невскому, теплым летним вечером. В районе Грибоедова — нам наперерез внезапно бросилась барышня, в которой с расстояния пушечного выстрела угадывалась восторженная первокурсница психфака. Есть в них что-то такое, психическое. На первых курсах — преимущественно в повадках; у выпускниц — оно прокрадывается в глаза и душу. Улыбаясь нам так, словно мы только что подарили ей бриллиантовое колье, и испуганно смаргивая в сторону, она на едином дыхании выпалила в Витькину внимательную грудь: «Поцелуйте меня, пожалуйста!». Новобранцев там любят на такие социальные исследования отправлять — пехоту престижного вуза, пушечное мясо. Немиров сладко улыбнулся и ответил: «Милая барышня, я целоваться не умею, давайте я вас лучше выебу!». Хорошо, у меня с собой бутылка коньяка была — а то бы эта акула социальных исследований там до сих пор бы в обмороке лежала.

Тремя годами позже Витька позвал меня к себе в гости, как всегда без повода, но — вопреки обыкновению — заранее. Я удивился, но уточнять ничего не стал. В назначенный час я стоял перед дверью его квартиры, при галстуке и бутылке какого-то импортного пойла. Немиров открыл дверь в трусах, деловито забрал у меня бутылку и заорал своим немыслимым шепотом: «Через полчаса гости придут, а у меня еще даже салатов нет». Меня он не то, чтобы за гостя не посчитал — он меня вообще как будто не заметил. Серией наводящих вопросов мне удалось выяснить, что Витьке приглянулись одномоментно три девицы — и он, со свойственной ему прямотой, пригласил их на смотрины. Всех троих. Я ему был нужен как тамада и критик. Пребывая в легкой задумчивости, я вызвался помочь ему покрошить салатики, но он наотрез отказался, ибо в программу смотрин входил пункт «как эти курвы к холостяцкой стряпне». Я смирился и ушел в комнату.

Примерно через полчаса раздался звонок. Я поплелся открывать. На пороге стояли все три грации. То ли они сговорились, то ли оказались излишне пунктуальны. Все три — как на подбор, хоть сейчас на подиум, хоть сейчас в постель. Где Немиров умудрялся их находить, для меня всегда было загадкой.

Я галантно предложил им войти, помог раздеться. На Витькином фоне, я — даже при шикарном галстуке и природных ста девяноста сантиметрах — всегда выглядел щуплым замухрыжкой.

Мы вежливо толкались в прихожей, неловко путаясь в именах и местоимениях, когда распахнулась дверь кухни. Нашим взорам предстал Немиров, который, напомню, полчаса назад удалился туда делать салатики. Барышни об этом, понятно, не подозревали. На Витьке были все те же яркие семейные трусы в горошек, на лице — выражение восторга. В руке он держал наполовину пустую бутылку коньяка. Немиров оглядел наши смущенные расшаркивания покровительственным взглядом и изрек:
— Ага. Салатики. — Тут этот монстр похлопал свободной рукой себя по бедру и отхлебнул из горлышка. — Яйца, кстати, у меня уже есть.