Я тут совершенно внезапно сформулировал (спасибо, urzik) свое отношение к Чехову.

Чехов, на мой взгляд, писал эпикризами. Достоевский, Толстой, Пушкин — они все мастера анамнеза. Чехов — другое. У него нет и не бывает никаких анамнезов. Хуяк — и развязка.
Но эпикризами писал не он один. Были еще всякие Салтыковы-Щедрины, да и Гоголь — тоже, вроде бы. Чехова выгодно отличает от них лапидарность. У того же Щедрина эпикриз выглядел бы так: «Скоропостижно скончался батюшка, влекомый в царствие небесное делами безотлагательными, засим и оставил он землю нашу грешную…». у Гоголя уже четче: «А что умер батюшка, — так сходили и туда, глянули: точно умер.». Чехов же написал бы так: «Батюшке пиздец!». Это — предел совершенства.

Он умудрялся выстраивать слова таким образом, что на первый план выходила просодия. Читателю подается не только и не столько текст, сколько магия молитвенного песнопения, что ли.

Чехову удавалось (иногда) писать прозу, очень сильную именно своей просодией. Как мало кому еще.