Я в бешенстве мечусь, как зверь по дому,
но бог с ней, с Музой — я ее простил.
Она ушла к кому-нибудь другому.
Я, видно, ее плохо угостил.
_{— В. С. Высоцкий, «Песня плагиатора»}

Сюжетов в мире Большой Прозы, как учил нас Саша Черный, четыре (включая носки).

Когда тебе нужно истратить двадцать гривен, просто потому что страшно везти такое состояние в Москву, особую разборчивость демонстрировать не приходится. Да и в поезде нужно было что-то читать. Так я впервые в жизни приобщился к творчеству Акунина.

Доброжелательная продавщица научила купить «Азазель», потому что это первая книга многологии. «Сама, правда, не читала», — со злорадством, которое тогда мне показалось обычным кокетством, уточнила Богиня привокзального книжного прилавка.

Сегодня утром я дочитал этот покет-томик.

Поначалу мне даже нравилось. Первая половина книги, являющаяся прилежным пересказом краткого содержания «Идиота» Достоевского, мне глянулась. И редкие стилистические ошибки, лишь придающие шарм этому школьному сочинению талантливого десятиклассника, — впечатление не портили. Акунину удалось выписать все характеры еще гротескнее, чем Федору Михайловичу, что для Рогожина, Настасьи Филипповны и Князя — казалось невозможным.

А потом автор решил, что мало драйва. И началась терминаторщина в лучших традициях американских боевиков девяностых. Но я люблю американские боевики — и продолжал читать с удовольствием.

Но вот пришло время развязки. У нас платят за книжку, а не за количество букв, поэтому объемов Дюма от конъюнктурщиков ждать не приходится. И тут Акунин понял, что не дожал весь сок из этой клюквы. За две страницы до конца более-менее сходившегося сюжета понял.

И убил невесту главного героя, которому по харизме не положено быть женатым. По-честному убил (Спилберг обзавидовался бы): с оторванными конечностями и морем крови. А проходной персонаж, взорванный в замурованном подвале бомбой, — на всякий случай оставил в живых. Мало ли пригодится в дальнейшем.

«З»™ очень точно обозначила жанр этой потуги: «Развесистая клюква». Хотя в определенной мере автор чувствует русский язык и явно небесталанен в пределах разумного.

Зато теперь я понимаю, почему книжка Жванецкого такого формата — стоит в Одессе в восемь раз дороже.