Нам в новостях рассказывают страшное,
пора б, стращают, вынести урок.
Я утром подавился манной кашею,
услышав про израильский творог.
Каддафи не сдает пока позиции,
забив на всех большой чугунный болт.
И несмотря на вопли оппозиции,
за океаном близится дефолт.

Я к новостям таким не равнодушен,
я опасаюсь резких перемен.
Я не люблю, когда свободу душат,
не предлагая колбасу взамен.
Но это все — простите, меня, братья, —
какой бы ни был я бы глобалист,
не повлияет на мой род занятий
(а я, уж не судите, программист).

Меня, такого маленького принца,
меня, такого нищего душой,
сильнее беспокоит, что в столице
опять снесли домишко небольшой.
В Большом Козихинском, потасканный наружно,
доходный дом, московский аксакал.
Культурно-исторически — ненужный.
И, видно места много занимал.

Решенье власти приняли поспешно,
чтоб не росло сомненья в головах.
Чтобы сравнений избежать успешных
с застройкою в двухтысячных годах.
И ТСЖ, с названьем веским «Вектор»,
не побоялoсь местных приструнить
(интеллигенты же — а значит — безответны).
Дом старый. Стало быть — пора сносить.

Я знаю, скоро будет здесь построен
ну пусть не город-сад, но город-дом.
Просторен и весьма благоустроен
подземным чистым новым гаражом.

Я, может, и неправ, как говорится.
И, может, есть чужой пытаюсь хлеб.
Но, черт возьми, не надо из столицы
лепить стеклобетонный яркий склеп. — Разрушение бывшего доходного дома конца XIX века, расположенного в Большом Козихинском переулке, сопровождалось столкновениями местных жителей с представителями застройщика.