Как у любого мыслящего человека, у меня в голове роятся гипотезы, предположения и просто догадки. В то же время, будучи человеком разумным, я умею отделять домыслы от истины в последней инстанции. Поскольку в современном мире шансов понять, что творится в геополитике, попросту нет, я не афишировал свои умозаключения. Сегодня же я хотел бы, все-таки, пару штрихов на этот холст нанести.

Тезисно.

Я не доверяю волеизъявлению народа. Будь то референдум, митинг, или революция. И не потому, что я считаю себя умнее, выше, сильнее. Как раз наоборот.

Любой, кто пытался когда-нибудь провести экскурсию (а именно: собрать небольшую группу заинтересованных людей и удерживать их в радиусе десяти метров, владеть их вниманием и обмениваться с ними информацией в дуплексном режиме) — знает, насколько это тяжело. Даже в ситуации, когда вокруг тебя сплошь заинтересованные люди, а ты — хороший оратор и талантливый эрудированный рассказчик. В стихийно собравшуюся и не полураспавшуюся спустя два часа толпу я поверить не могу. Потому что слишком многие действительно хорошие люди читали Булгакова, да и без него понимают, что пора «вылупить из себя всякие галлюцинации и заняться чисткой сараев — прямым своим делом», чтобы «разруха исчезла сама собой». Для обеспечения кворума, помимо прочих, требуется одно крайне любопытное условие: праздность толпы. Если в случае референдума еще можно предположить, что работающий отец двоих детей выкроил полчаса и зашел опустить бумажку в урну, то на выброс из своей жизни нескольких часов на митинг людей необходимо мотивировать. Приятными людьми ли вокруг, деньгами, угрозой увольнения — не суть важно. Просто так «за светлое будущее» люди на площадь не выйдут (точнее, не останутся на ней надолго: надо из садика сына забрать, к пожилым родителям заехать с продуктами, подготовить завтрашнюю презентацию). Если же половозрелый человек готов пренебречь своими прямыми обязанностями, чтобы постоять в толпе — разруха поджидает прямо завтра утром.

Оговорюсь, что я ходил на митинги. Когда мне было 18. Пару по философии в Политехе можно было пропустить без особого вреда для будущего страны. Когда тебе нет двадцати, мир вообще выглядит совершенно монохромным. Наши, не наши. Все понятно и очевидно.

Но чтобы собрать и удерживать тысячи взрослых людей, необходим оргкомитет. Программа. Деньги. Нужно задеть какие-то такие струны, которые звучат громко и, главное, долго. Стихийно таких концертов не случается. Какими бы ни были цели у этого оргкомитета, даже если самые благородные — толпа выступает в роли массовки кукольного театра. Марионетки заднего плана. Это спорный и крайне циничный взгляд на жизнь, но у меня он именно такой.

Я разбил свои розовые очки в пятом классе средней школы. Я долго не мог понять, откуда взялось такое количество людей, совершенно оголтело уверенных в правоте той, или иной стороны. Особенно, конечно, комично выглядят особи из Израиля и США, всерьез озабоченные катарсисом. У меня в ленте на одного здравомыслящего человека, живущего за океаном, приходится сто бывших соотечественников, всерьез убежденных в неангажированности западной прессы. Щенячья уверенность в свободе слова в стране, хоть немного более цивилизованной, чем Папуа, в XXI веке — что может служить более веским аргументом безоговорочной победы цензуры? Цензура ведь необязательно должна сидеть в дубовом кабинете на красном бархатном стуле, носить пенсне и вычеркивать строки из диссидентских стихов Пушкина. Достаточно купить с потрохами один центральный канал, а дальше за тебя все сделает капитализм. Можно, конечно, публиковать нерелевантные народным чаяниям «правдивые» материалы, но пока ты не Сноуден — тебя ждет коммерческое фиаско (см., например, поиск по словам «Телеканал Дождь»). Известный русофил, профессор Коэн, часто и много пишет про текущую ситуацию. Попробуйте найти его статьи в американской прессе. Чего уж там, просто попробуйте найти ссылки на него в гугле, даже зная, что его зовут Стивен (это решаемый квест).

Думаю ли я, что его статьи запрещены к публикации? — Нет, конечно. Существует ли цензура, если трактовать ее как отсутствие доступа к всестороннему освещению ситуации и ретушь неуместных оппозиционных мнений? — Разумеется.

Я озабочен ситуацией с прессой в России, но ничуть не сильнее, чем ситуацией в других цивилизованных странах. Сравните передовицы «Die Welt» и «Berliner Zeitung». «Washington Post» и «The Guardian». Если вам по-прежнему кажется, что пресса в мире не ангажирована, дальше мой бред можно не читать.

Пользуясь случаем, передаю привет эмигрантам, продолжающим грызть грязный гранит событий на исторической родине. Отъебитесь уже от нас, пожалуйста. Вы выбрали для жизни США, ну вот и голосуйте за республиканцев (среди бывших наших редко попадаются демократы, да).

Я застал холодную войну в более-менее сознательном возрасте. Я помню, что к развалу Союза именно в том месте и времени привела, в частности, антиалкогольная компания Горбачева, сократившая быстрый возврат народных денег в казну почти на треть. В дополнение к провалу цен на нефть. Сначала лопнул бюджет, и только потом люди — от нехрен делать — пошли вразнос.

Я много читал про Карибский кризис. Нужна ли нам была Куба? — Полагаю, ответ очевиден. Но вот потенциальное эмбарго на наш вторсырьевой экспорт нас совсем не радовало. Можно было, наверное, как-нибудь договориться, но проще и дешевле — подогнать к берегам вражественного брокера пару ядерных боеголовок и вежливо спросить: «Какое такое эмбарго?». Постреливая, как говорил Жванецкий, холостыми, то есть очень одинокими зарядами.

Я не верю в неэкономические причины кризисов. Я могу ошибаться, но даже самый ярый ненавистник, скажем, автобусных остановок — не станет разрушать их с помощью таранной силы своего феррари.

Почему-то все вокруг нынче говорят о каких-то там имперских замашках, разделе мира и прочей херне. У России есть три стратегических интереса на территории бывшей УССР: труба, основная база ВМФ и выход к Черному морю. Так получилось, что это — объективная реальность. Живущие в фиалковом вакууме утонченные особи (не брезгующие, впрочем, коверканием фамилий, притянутыми за уши аналогиями и прочими проявлениями хорошего воспитания и общей интеллигентности) могут сколько угодно ратовать за радость и любовь; миром же пока правят деньги. От которых, в частности, зависят всякие пенсии и прочие финансовые плюшки.

Ни одно государство в мире, способное к отпору, не может себе позволить положиться на волю случая и вверить свое финансовое благополучие, как прямое (труба), так и косвенное (туз в рукаве в виде боеголовок на Кубе) — делу слепого случая. Потому что, как бы мы не относились к Януковичу (а мы все, полагаю, относимся к нему одинаково), в настоящее время в Киеве царит анархия. Люди, сегодня находящиеся у власти, продолжают играть в «Neverhood», вместо того, чтобы вспомнить о той глубочайшей финансовой яме, которую они заняли, заигравшись в царя горы. Сдавая комнату пьяному немытому долбоебу, каждый станет запирать гостиную с личными вещами. А труба и базы, напоминаю, пока еще принадлежат России в соответствии с действующими контрактами.

И, наконец. Достаточно продемонстрировать миру, что хаоса больше нет — и все вернется на круги своя. Но пока он есть — разумнее пытаться заняться его устранением, а не охотой на ведьм.