Зарекался я Быкова читать, но карлсруйный друг не даст пожить спокойно.

Рутений назван в честь России, в которой, собственно, открыт. Он был добыт не без усилий из местных платиновых плит. Профессор Клаус из Казани его извлек из местных руд, заметил зоркими глазами и поместил в научный труд. Создатель ряда сочиненьиц, скромняк, глава семьи большой, хоть он и был балтийский немец, однако с русскою душой.
_{— Рутениевое. Дмитрий Быков: «Весь мир — от тропиков до льда — еще не стал сегодня русским, но руссковатым, это да»}

Д. Быков назван в честь Быканства, в котором, собственно, живет. Он стал глашатаем мещанства средь поэтических болот. Старик Державин, в гроб сходивши, не вывел Диму к площадям, но он не сдался: лепит вирши, живот ни разу не щадя. Создатель ряда сочиненьиц, заметной жопы властелин, он вряд ли, скажем прямо, немец. Но не узбек, и не грузин. Он русский слог терзает ямбом, долбит небрежной рифмой в лоб. Его б забыли все б к хуям бы, когда б не батюшка Крылов, который внес в бомонд салонный — любовь к эзоповой хуле. И на рифмовке эталонной интеллигент — как на игле.

Но мимо всех заветов старших, не ставя Пушкина и в грош, Д. Быков лепит образ страшный, и вот уже он наш Гаврош. Прищуром ленинским сверкая, слегка небрит, навеселе, — он наш герой: он гордый Каин, убивший Авеля в себе. Разоблачитель всех пороков и развенчатель лабуды, он вьется лыком, бьется током, встает, как лошадь на дыбы. Внимайте: Дима любит басни. Струится мысль в потоке рифм, он совершенно не опасен, как всякий евнух-херувим. Ни для людей, ни для растений нет никакого риска здесь. Он безобидный мизогений, но неприятный — это есть.

Прольется песня муэдзина и уползет в рассветный мрак...

Ах, Дима Быков, милый Дима! Зачем же ты такой мудак?!