Здравствуй, бабушка, как оно там, вдали?
Ситцевый твой халат небось выцвел весь…
Ты часто мне снишься в дождь за краем земли.
Куда не дойти пешком, где светлей, чем здесь.
Ты знаешь, бабушка, я тебе расскажу
про жизнь, которая мне удалась вполне.
Я — когда размышляю — много хожу:
на ходу как-то покойней мечтается мне.

Я изменился за эти четырнадцать лет.
Почти полюбил даже в супе вареный лук.
Встаю с рассветом, и сплю немного в обед.
Мне чужд азарт, когда выбираю одно из двух.
Я переехал в совсем другую страну.
Живу прямо над морем, рукой подать.
Я не вменяю давно никому в вину
то, что мой круг невозможно вписать в квадрат.

Все, как обычно, как во все времена,
но я умолчу про страх, про стыд и вину.
Нельзя тебе, бабушка, знать, что наша страна
развязала, прости меня, бабушка, но — войну.
На какой-то развилке мы свернули в тупик,
и теперь рисуем на танках полсолнцеворот.

Прости меня, бабушка. Я должен идти. Ступить
в эпоху, в которой камни укроют наш огород.