Есть такое понятие: «эмпатия». Словари предлагают схожие, но разнящиеся в нюансах, определения; наверное, самое естественное — это:

ЭМПАТИЯ (от греч. ἐμπάθεια — сопереживание) — постижение эмоционального состояния другого человека сопереживанием. Термин введен Э. Титченером, обобщившим развивавшиеся в философской традиции идеи о симпатии с теориями вчувствования.

Кто первый встал, того и тапки, поэтому поверим, наверное, человеку, придумавшему само это понятие.

Как-то так повелось, что люди выбрали в качестве самой используемой модели самоуправления общества — majority rule. Статья в вики почему-то отсылает к демократии и внешнему управлению, но вообще-то применимость этого принципа соответствия — гораздо шире. Стоит прийти в офис обычной компании в майке с надписью «I hate Alekseis» — я пробовал — и вы поймете, о чем я. Соседи запишут человека с ирокезом в потенциальные преступники, бабушки на лавке перед подъездом обзовут вернувшуюся позже обычного с работы деваху — шлюхой, лондонский банк усомнится в целесообразности выдачи кредита — гражданину Афганистана. Все подобные примеры никак не подтверждены негативной статистикой, но эти люди выбиваются из массы, поэтому правильно будет их превентивно загнобить. Для профилактики.

В английском языке даже есть такой специальный оборот для выражения эмпатии: «I can relate». И еще пачка синонимичных: «I’ve been there», «I was in your shoes», и так далее. Все они сводятся к «могу понять, потому что могу себя представить на твоем месте». Одна из моих самых любимых поэтических строф — как раз про это.

Да как же любить их — таких неумытых,
Да бытом пробитых, да потом пропитых?
Да ладно там — друга, начальство, коллегу,
Ну ладно, случайно утешить калеку,
Дать всем, кто рискнул попросить.
А как всю округу — чужих, неизвестных,
Да так — как подругу, как дочь, как невесту?
Да как же, позвольте спросить?
_{Саша Башлачев, «Тесто»}

Мы легко входим в положение человека, который на нас похож. Коллега, который за соседним столом делал все то же самое, что и мы, и тут его вдруг уволили. — Сопереживаем. Муж, которому изменила жена. — Сочувствуем. Соотечественник, которому отказали в визе, потому что хрен знает почему. — Были в такой ситуации, дружище.

Люди, которые на нас непохожи — нам подспудно неприятны. Если они отличаются в лучшую (по нашим понятиям) сторону — мы им завидуем: надо же, вот же повезло. В худшую — презираем: и поделом им, сами виноваты.

С годами я научился пытаться поставить себя на место каждого человека, прежде, чем выносить оценочное суждение любого толка. А еще спустя лет десять — перестал развешивать ярлыки вовсе (кроме «вот же мудак», но это — святое). Среди моих знакомых есть очень разные люди. И единственное, что их роднит между собой — то, что они отличаются друг от друга. Как отпечатки пальцев. Среди нет хороших и плохих, я давно запретил себе делить людей на категории по уровню качества, потому что любая такая шкала — лишь отражение степени моих же заблуждений в оценке морали. Мне не мешает в общении то, что мой школьный приятель провел бо́льшую половину жизни в тюрьме за вооруженные грабежи, а институский знакомый — профессор Сорбонны. Я не вижу между ними принципиальной разницы (пока речь не заходит о доказательстве теоремы Ферма).

Я не считаю, что «добропорядочный» гражданин — лучше вора. Бесчисленное количество раз я претерпевал лишения от благообразных знакомых, а обокрали меня лишь единожды, да и то, с таким изяществом и безусловным профессионализмом, что я скорее восхитился, нежели расстроился. Мои рост и весовая категория позволяют мне не шарахаться от подвыпивших амбалов в барах, что подарило мне бесконечное количество интересных и приятных сиюминутных знакомств. А бывший отличник, работавший программистом в банке, которого я бесчисленное количество раз поил пивом, — как-то сдал меня ментам, когда я переборщил, разнимая случайную драку на улице. И я, кстати, не перестал с ним общаться.

В общем, моя нелюбовь ходить строем, — распространяется и на мои оценочные суждения, касающиеся чужой морали. Я их не делаю. А если в дискуссии приходится отстаивать какую-то точку зрения — всегда защищаю позицию меньшинства. Большинство и так победит, так пусть хоть встретит в моем лице какой-то заслон на своем — сметающем все с дороги — марше.

При этом, я все еще человек, поэтому «понять», «влезть в чужую шкуру» — я стараюсь всегда, но дается мне это проще, если я бы повел себя на их месте так же. Это нормально, с этим я в себе не борюсь. Пить водку все-таки естественнее с «людьми своего профсоюза», как говаривал мой отец.

Такая идеология позволяет не лезть со своим самоварным рылом в калашные ряды иных монастырей. Пока белые сытые здоровые богатые люди пишут чернильными ручками за косарь свои правила морали, разъясняющие за хорошо и плохо, — кодексы иных народов и просто людей выточены в камне слезами и кровью. От хорошей жизни не становятся карманниками и не идут убивать за деньги. И даже на героин люди от хорошей жизни не подсаживаются. Про это нельзя забывать — каждый раз, когда вы шокированы очередным зверским деянием, осуждаемым публично. Публика — плохой судья. Они Христа распяли, например.

Обязательная оговорка для дегенератов: я не оправдываю никого (не потому, что я их порицаю, но лишь потому — что я не сужу людей в принципе). Но, прошу внести это в протокол для истории: не оправдываю. Ни на йоту.

Но и не сужу. Как следствие. И если вы ужасаетесь тому, как себя повели напавшие седьмого октября на Израиль люди — ужасайтесь без меня; они родились и выросли в гетто, и хотя я не могу себе представить, кем бы в гетто вырос я — я очень хорошо понимаю, что, скорее всего, я бы взял в руки оружие примерно годам к семи. Чтобы посылать патроны по ту сторону периметра. Но и ужасаться ответной реакции Израиля — в моем присутствии не сто́ит. У этого народа длинная и непростая история. У них не было возможности судить своим судом любителей погромов — никогда. А теперь — есть. И я могу их понять. Оправдать — нет, но понять могу. Так же, как я не могу оправдать атаку на беззащитных людей — ни при каких обстоятельствах.

Но понять — понять можно все. Особенно, если не забывать, что существующая вокруг нас «общественная мораль» — придумана довольно-таки мерзкими людьми. «Не убий» — это хороший принцип, когда речь идет о поддержании правильной демографической ситуации на вверенной тебе территории. Во всех остальных случаях надо разбираться в ситуации отдельно (или просто не судить). Чего и вам желаю.