Мой школьный товарищ переезжал. На Озеро Долгое (для иногородних: в жопу, и еще тринадцать остановок на трамвае). Вопросов о наличии грубой мужской силы не возникало — тогда все еще были легки на подъем.

Рафик, под завязку набитый какими-то досками, тряпками, коробками и нами — почти не плутал. Часа через два мы были на месте. К этому моменту осциллирующий момент импульса на поворотах утрамбовал нас так, что идея «долить масла и продать за тридцать восемь копеек» — уже не казалась гиперболой. Мы повываливались из кузова и закурили.

Дом, в который переезжал Игорёк, был недавно построен. Лифт должны были пустить через неделю. Восьмой этаж, на который нам предстояло заносить мебель, был красиво озарен лучами заходящего солнца. Черная лестница, построенная не иначе, как Великим Сумасшедшим Архитектором, на каждом этаже имела выход на балкон. Подъем на восьмой этаж сулил, таким образом, семь дополнительных балконных кругов и пятнадцать открываний дверей. Кто-то монотонно упражнялся в спряжении неконвенционных глаголов, применительно к новоселью вообще, и Игорю в частности.

Глаза, однако, страшатся, а руки — делают, — как любит говорить моя бабушка. Вскорости рафик уехал, и внизу осталось только кресло-кровать образца Советского Мебельпрома. С лакированными ручками и обтрепанной обивкой. Нести такое кресло вдвоем не представлялось разумным, поэтому я вызвался доставить его наверх в одиночку. Мое предложение было принято, меня поставили в позицию для начинающих и положили сверху кресло. Я начал восхождение.

На шестом этаже я столкнулся с нерешаемой проблемой. Выйдя на балкон, я увидел, что вторая дверь — ведущая на следующее крыло черной лестницы — захлопнулась, видимо — от ветра. Ручки со стороны балкона на ней не было. Я затосковал.

Балкон был недостаточно широк, чтобы развернуться на нем, к тому же — будучи осёдланным креслом-кроватью. Кроме того, он был недостаточно чист, чтобы свалить на него кресло, и не получить потом в табло от хозяина. Сам хозяин — ждал меня в своей квартире, на восьмом этаже. Остальные курили внизу, перешучиваясь.

Я кое-как перегнулся через перила балкона и, рискуя свалиться вместе с этим несчастным предметом мебели вниз, заорал. Меня не услышали. Ветер, наверное, сильный был. Или еще что. Я заорал громче. Руки налились свинцовой тяжестью. Кресло давило вниз.

Наконец, меня заметили. Замахали внизу руками, засмеялись. Решили, наверное, что я их разыгрываю. Суки.

И тут, как гром среди ясного неба, сверху, с восьмого этажа, раздался испуганный голос хозяина кресла:
— Тюша, ты только вниз не наебнись! А то мне спать не на чем будет...