На Мальорку имеет смысл летать поздней осенью. С побережья слетает дешевая бижутерия пляжей, в кофейнях наливают ароматный напиток «для своих». Нет туристов, удушающей атмосферы отдыха и глянцевых магазинов, торгующих надувными матрасами. Из ненастоящего выпускают воздух и убирают на антресоли, до следующего заезда напыщенных немецких уборщиц. Недаром Мальорку в Германии называют »Putzenfraueninsel«.

Взамен всего напускного — реющие в поднебесье птицы, пронизывающий ветер и ожившая страна.

Поздней осенью Мальорку штормит. Вместе с морем, которое становится свинцовым и нависает угрожающе.

Около полуночи, откатав больше шестисот километров, мы поняли, что пора начинать искать ночлег. Маленькие городки сменялись оливковыми плантациями. Разговор с играющими в кромешной темноте детишками лет двенадцати, на ломаном английском, мне запомнился их восторженными улыбками. Кажется, так глубоко в центр острова до нас никто не забирался.

Около двух мы выскочили обратно на побережье. Карты у нас не было, я рулил «вперед и вправо».

Выкурили по сигарете у подножья заброшенного маяка.

Хотелось спать.

Ближе к трем ночи, в очередной деревушке мы заметили горящий в окнах таверны свет. Буквально за руку нас отвели к отелю. Недовольно бурчала разбуженная хозяйка. Я спросил, где можно припарковать машину.
— А, вон там, — беззаботно махнула рукой женщина.

Я проследил за её жестом. Она указывала на тропинку, ведущую вверх, за дом. Шириной метра в полтора, извилистая, что твоя гадюка в брачный период, эта тропинка была идеально предназначена для пешей прогулки совершенно трезвого человека. Падать с вершины было невысоко — метра три. Возможно, я бы даже рискнул проехать по ней днем на велосипеде.

Я вежливо поинтересовался, где еще можно припарковаться.
— Больше негде, — простодушно ответила хозяйка. — Есть еще заезд с другой стороны дома, но там пока не убраны остатки машины прошлого постояльца.