В обязательном (для поступивших в институт в неурожайном девяностом году) колхозе оказалось, что девиц у нас на потоке шестеро. На третий день выяснилось, что местным это не известно. Например, они наведались в лагерь днем, когда практически все мужики были на поле, и сказали испуганному выпускнику два-три-девять, чистящему картошку по состоянию здоровья:
— Вечером приедем, подготовьте стол и дюжину девиц.

И уехали, оставив будущего красного дипломанта в состоянии полной прострации. Уезжая, они умудрились стрельнуть прикурить у второго идиота из недомогавших, а тот — не нашел ничего лучше, как послать их в баню.

В общем, приехав с поля, и выслушав бессвязные рассказы, мы поняли, что вечер ожидается насыщенный.

Здоровый, как корридный бык, Паша пошел — по его собственному выражению — «вытёсывать дрын». К счастью, он попался на глаза одному из наших вменяемых, и был заперт под домашний арест до утра. Девиц отвели в дальнюю халупу, в которой до этого предусмотрительно вывинтили все лампочки, и заперли снаружи на засов. Парней развели по домикам, строго настрого запретили отсвечивать и заперли тоже.

В комнате куратора на стол был водружен резервный ящик водки. Буханка ржаного — разрезана на восемь частей. Мы с Лабашевым накатили по стакану подсолнечного масла и уселись ждать гостей. Дрожь в коленях удалось унять напряжением последних двух часов. Смертельно хотелось курить.

Как потом выяснилось, местные не приехали из-за свадьбы. В соседнем селе гуляли третий день, и до нас доехать никто не смог. Точнее, почти никто. В полночь дверь комнатки распахнулась и, задев плечами притолоку, в комнату вошел человек. Не выше башенного крана и не шире ковша эскаватора MHL 350, он производил впечатление игрушечного терминатора. На носу болтались очки, из кармана наброшенного на плечи ватника — приветливо торчала монтировка.
— Привет, — сказало это былинное сооружение — меня зовут Четвероглазый.

Терминатор покосился на стол, и скривился:
— Опять водка. Не могу уже, сегодня семь бутылок выпил.

И не дав нам даже удивиться, продолжил:
— Суки. Ехал сейчас — какая-то гнида дорогу своим сраным уазиком перегородила. Я вылез, говорю, мол, съеби в туман. А он меня — ломом по спине. Пришлось в харю дать. Гнидьё.

Куратор кашлянул и тенорком усомнился:
— Так уж и ломом?

Не стоило ему этого делать. Четвероглазый скинул ватник, под которым оказалось поросшее густой, цвета бурого медведя, шерстью — тело, и плавно развернулся к нам спиной, чуть не снеся люстру и не опрокинув стоящий в дальнем углу сейф. Через всю спину, как траншея, пролегал свежий бурый рубец, глубиной в три-четыре сантиметра.

Мы замерли.

Четвероглазый накинул ватник обратно на плечи, отхлебнул прямо из горлышка грамм четыреста, и подвел черту:
— Ну ладно, мне еще по делам нужно. Хули! это вам не для — шоферить на рейсовом автобусе. Расписание ж, блядь.