Мы сидели пили пиво,
Здесь в Берлине, так всегда.
И услышал я спесивый,
Гневный голос: «Вот беда!
Здесь икра черна — от нефти,
Суррогатен черный хлеб...
Нету жизни здесь, поверьте,
И свободы вовсе нет...

Там мне есть, чем оправдаться,
В том, что вечно — на мели.
Там свобода, дружба, братство,
Даже блядство — за рубли!
Ну а здесь — сплошные марки,
Экономлю до весны!
Был, короче, в зоопарке —
Даже кролики грустны...

Там мне есть, о чем похвастать,
Там — все корни,- дед и Цой.
Здесь — лишь Шиллер, Гете — баста.
И сердца у них с гнильцой.
Нет друзей — у немцев тоже,
О работе говорят!
Лезут, лезут вон из кожи,
Чтоб купить жене наряд.

Вот у нас — судьба получше!
Все — по-честному у нас.
На культуру — хер с получки,
Сдача — на портвейн Кавказ.
Тетки наши — симпатичней,
Поезда — быстрей раз в сто.
Двадцать семь сортов Столичной!
Есть, чем, блядь, украсить стол!

Есть, куда пойти с работы -
Можно к другу, можно в бар.
Здесь все рвутся к детям — что ты!-
Вот такой гнилой базар.
Там я с легкостью общаюсь,
Здесь — с трудом, и то — учусь...
К ним с душою обращаюсь,
А они: Schön'n Abent, tschüss.
Вот пойди пойми, их, гадов -
Ногу сломит даже черт.
Вроде, всей душою рады,
А в Hochschule — незачет.
И зачем мне их улыбка?!
В Политехе я был крут
Пять — на ящик, три — бутылка.
Эти ж, суки, не берут!

И с оценками — здесь лажа.
Кто же так считает, а?
Здесь пятерка — двойка наша.
Как понять мне их счета?
Магазины закрывают
В шесть часов, auto-da-fe.
Есть кафе, я понимаю,-
Жаба душит жрать в кафе.

Вобщем, жить конечно можно,
Только вот, хочу сказать,
Пусть отменят сбор таможни,
На табак, едрена мать,
На коньяк и на закуску!
Пусть поднимут социал,
Пусть, подлюки, учат русский,
Ох, немецкий задолбал!..»

Я сидел, прижавшись к стулу,
Слушал, став бледней и злей,
Как он пел хвалу аулу,
Малой родине своей.
Здесь с культурой очень плохо,
И особенно — у них...
Нам, конечно, это пофиг,
Но из горла рвется крик:

Знаю много я, отныне,
И стихи мои — не злы!
Хуже турков здесь в Берлине —
только русские козлы...