Вслед потерянной мгле, вдоль традиций былых поколений —
ты идешь по земле, по асфальту, сбивая колени,
забываешь просить, вспоминаешь молитвы и песни.
Ты идешь по грязи — ждешь, зачем и когда ты воскреснешь.
Вдоль дороги — с тобой — укрывая заботой и тенью —
твой бесшумный конвой — боль судьбы твоей хитросплетений.

Ты проснешься однажды, в ласкающем солнечном свете
сквозь одежду — и даже — сквозь рюмки в хрустальном буфете.
Незаметно в пыли заиграется луч на мгновенье.
Цвет — смешенье палитр; и слегка ветерка дуновенье.
И — ни голод, ни жажда. И — ночью свершилось причастье.
Ты проснешься однажды. Безоблачен. Радостен. Счастлив.

Только что-то свербит под лопаткою, там, где нет сердца.
Не умеешь любить — но умеешь prestissimo scherzo.
Остается канва — расплести, до любви и прощенья.
Не прерваться — взорвать; не себя, но свои ощущенья.
Разорваться на части, уйти, убежать от почета.
Ведь за то, что ты счастлив — есть кто-то, кто платит по счету.
Он небрит, неухожен. Ему нужно сейчас похмелиться.
Не на шутку встревожен. С опаскою смотрит на лица
приходящих святош, уходящих друзей и служанок.
Он нетрезв — ну и что ж? — он зато не спесив и не жалок.
Он рисует цветы на полях пожелтевшей газеты.
Он такой же, как ты. Но он знает, зачем ты — и где ты.
Добровольно в отказ — от людей, галерей, ресторанов.
Ничего напоказ. Ни в какие далекие страны.
Беззащитен и слеп, выбирает он боль и тревогу.
В рукотворнейший склеп — он идет умирать понемногу.
Он тебе отдает свои взлеты, удачи, победы.
Говорят, сильно пьет. Но он помнит, зачем ты, и где ты.
На тебя непохожий, — нелеп, неказист, безоружен.
Он небрит, неухожен. И чем дальше — тем хуже и хуже.

Говоришь, все прошло? Успокоилось? Образовалось?
Все уже хорошо? Почему ж ты живешь на вокзалах?
Ну куда ты бежишь? — ни к кому в никуда ниоткуда…
Ты опять прожил жизнь в вечных поисках глупого чуда.
Допиваешь коньяк? Тебе вновь не хватает на водку?
Средь воров и бродяг — ты бредешь по Арбату в охотку.
Ты читаешь стихи городским сумасшедшим на свалках.
С давних пор — ни строки, ну и ладно, конечно, — не жалко.

Но ты знаешь, мой друг, ты весь мир обрекаешь на счастье.
Платишь щедро на круг; преломив свою душу на части.
Ты небрит — ну и что ж? Не на том устоять Карфагену.
Ты за них недопьешь — лбом уткнешься в последнюю стену.

Вслед потерянной мгле, вдоль традиций былых поколений —
ты пойдешь по земле, по асфальту, сбивая колени.
Не забудешь просить, но не вспомнишь молитв и злословий.
Ты идешь по грязи — тень по небу летит за тобою.
Вдоль надежды и веры — судьбы твоей вечнохранимой.
Твои рваные нервы — укрывая заботой и миром.