Корпоративная вечеринка в одной маленькой, но гордой конторе подходила к концу. Коллектив у нас был дружный и разъезжаться по домам не хотелось категорически. Нужно было придумать культурную программу на остаток вечера. Часов эдак до семи утра. Назавтра был выходной.

На дворе стояла теплая белая ночь девяносто восьмого года. Бильярдных, ночных кабаков и прочих артефактов развлекательной индустрии еще практически не было. Было принято спонтанное решение «пойти пока посмотреть, как разводят мосты». Все с радостью согласились на это бесхитростное, набившее оскомину каждому из нас, — развлечение. У нас всегда находились темы для разговора, и скучно вместе нам не было бы даже на Северном полюсе.

Когда Дворцовый начали разводить, кто-то подал гениальную идею поиграть в крокодила. Человек десять, на парапете перед Эрмитажем, — мы даже не задумывались о том, какими это чревато последствиями — в месте, под завязку набитом туристами и ментами.

Среди нас оказалось несколько человек, не знакомых с правилами, поэтому мы начали с простого. «Пролетая над гнездом кукушки», «трое в лодке, не считая собаки», «последний из могикан». Когда новички втянулись, задания пошли посложнее. Что-то вроде «разрыва дискурса, как доминационного средства выражения обэриутов». Вокруг нас стали собираться иностранцы. В начале третьего утра, в костюмах и при галстуках, в белоснежных сорочках — мы представляли собой достаточно колоритный ансамбль.

Вскоре мы объяснили правила игры троим самым смелым голландцам (отставить догадки на предмет происхождения их смелости!) и игра перешла в новое русло — теперь уже на английском языке. Особенно мне запомнились: блистательная пантомима Марко по сценарию «nothing's impossible» и буквально двадцать секунд, потребовавшиеся блистательной Айрис на объяснение фразы «which bitch is on the rich beach?».

Вскорости к нам подошли двое стражей порядка. Постояли некоторое время в сторонке. Потом подошли поближе. Меня отрядили объяснить им ситуацию. Я (а как без этого!) показал им документы и вкратце рассказал правила игры. Общественный порядок мы не нарушали, вели себя достаточно тихо (крокодил — не самая шумная игра из известных мне), с нами было несколько иностранцев… Так или иначе, состава преступления в нашем незамысловатом развлечении найдено не было. Более того, благодушный от общей атмосферы веселья и полного отсутствия криминала, — сержант попросился поиграть с нами. Второй, молоденький лейтенант, сказал, что не имеет ничего против. Видимо, особый запах июньского питерского ночного воздуха так на них подействовал. Который в радиусе трех метров заглушался их же собственным перегаром.

Вы видели когда-нибудь милиционера в форме, который пытается объяснить трем голландцам фразу «wild rabbit chases pink tiger»? Нет? Вы многое потеряли.

Когда первая часть фразы была голландцами отгадана (мы из соображений то ли политкорректности, то ли самосохранения принимали участие в игре лишь в качестве переводчиков), коллега новоиспеченного мима был изумлен настолько, что заметно побагровел. Даже в приглушенном свете фонарей было очевидно: он в шоке.

Артистизм же сержанта, доселе тщательно скрываемый за маской сурового блюстителя закона, наоборот, проявлялся во всей красе. На передачу слова «охотится» он потратил менее минуты. Голландцы аплодировали. Мы переводили.

Идиллия была прервана на слове «pink». Посвященный в текст фразы, лицом к тому моменту походивший на перезревшую свеклу, лейтенант четким строевым шагом подошел к полностью погрузившемуся в мир отведенной ему роли сержанту и свистящим шепотом отдал приказ, который я до сих пор помню дословно:
— Отставить! Не позорь ребят перед иностранцами! Пойдем доигрывать в отделение!

Эта история имела продолжение. На следующее утро Семеныч пересказывал своей супруге перипетии вечера. Он подробно описал все салаты, которые мы так и не съели. Рассказал, как Валерка Дыбин проникновенно произнес продолжительную пламенную речь, и как генеральный директор был расстроен оттого, что посвящалась она не ему, а жене Валеры. Описал нарядные костюмы официантов. Вскользь упомянул досадный эпизод в холле пятизвездочного отеля, когда, одеваясь перед уходом, рачительный Женя Метанец выронил из кармана пиджака припасенную со стола бутылку столичной — прямо под ноги изумленным метрдотелю и нашему главбуху.
— А потом мы пошли на набережную — играть в… в… — и тут Семеныча переклинило. Он щелкал пальцами, бешено вращал глазами, даже кулаком по столу шарахнул — проклятое название игры вылетело из его похмельной головы и никак не желало возвращаться обратно.

Его жена заботливо наклонилась и заглянула ему в глаза.
— О! — заорал Семеныч так, что его наверняка было слышно в Выборге. — Точно! Крокодил!