для tushisvet

Анжела— обязывающее имя. Мне доводилось встречать непримечательных Люсь, невзрачных Варь, незаметных Насть. Но Анжелы, которые бы с готовностью ютились в компании на приставном стульчике и подобострастно заглядывали в рот записным шутникам — мне лично не попадались.

У нашей Анжелы имелись и отягчающие — без того непростой статус — обстоятельства. Бюст, которому позавидовал бы любой комплект футбольных мячей и горбинка носа между иссиня-черных глаз роковой ближневосточной женщины. Родом Анжела была откуда-то из-под Рязани, но эта страшная тайна была известна только особям, особо приближенным. Например, мне. Я, кстати, завоевал расположение нашей королевы до банальности бесхитростно: проводил с какой-то пьянки домой, у дверей квартиры поцеловал руку и ретировался, не сделав попытки посягнуть. С тех пор она считала меня своим другом, доверяла сердечные тайны и, вообще, явно выделяла меня из толпы. Я предпочел не ставить ее в известность о том, что, если бы не нагревающиеся полтора литра водки в тех гостях, откуда я ее провожал — моя репутация галантного евнуха могла бы быть сильно подмочена.

То воскресенье я рассчитывал провести в домашних хлопотах. Какие-нибудь рубашки простирнуть, какую-нибудь долму сделать, какого-нибудь Бродского перечитать. Телефонный звонок перечеркнул все мои планы в начале девятого утра. Анжела собиралась праздновать свой день рождения и я требовался ей в качестве «мужика, у которого руки растут из плеч». Я оценил масштаб бедствия примерно так: починить кран, приготовить стол человек на 20 и побыть немножечко тамадой в свое удовольствие. От истины я был не дальше, чем мое нижнее белье от моих же яиц.

Примерно к трем я управился с краном, салатиками и сациви. В четыре сделал свою фирменную «месячную» клюквянку. В пять окончательно укомплектовал стол, хватанул сто пятьдесят и вышел на балкон покурить.

Тамадой мне в этот вечер поработать не случилось. Более того, я до сих пор не знаю, насколько съедобной была моя стряпня. Анжела меня выставила за порог, и помирились мы только через полтора месяца.

Полуодетая (точнее, полуголая) нимфа ворвалась прямо на балкон и предъявила мне претензию, после которой мне оставалось лишь ретироваться к своим рубашкам и томику Бродского. Неестественным голосом отвергнутой невесты султана — Анжела прокричала мне в лицо:
— А унитаз, сука, я за тебя чинить буду?