У меня странный взгляд на русский язык. Нетрадиционный. Огульный, я бы сказал.
Меня не пугают обсценные сокровища, но к эвфемизмам я отношусь крайне сдержанно. (Что говорить, если слоганом моего сайта с 2002 года стала фраза «Вам вряд ли понравится здесь, если вы не понимаете, в чем разница между словами „удивиться“ и „охуеть“».)
Я лояльно отношусь к вводным словам, беспомощному мэканью и паразитам — в прямой речи. Эти артефакты делают речь еще прямее и — как следствие — изящнее.
Элегантно испорченный эпитет, тонко перекрашенный в цвета другого клуба глагол, эпично-вычурное неуместное подлежащее — изыски мне по душе, если автор не лишен лингвистического слуха, конечно. Удивительно, но, по моим наблюдениям, в наше время — слух этот присущ, в основном, представительницам прекрасного пола. Они же, впрочем, и уравновешивают эти фемидистические весы: среди женщин пишущих — выше процент особей с оттоптанными стадами медведей ушами и выжженным пергидролем чувством прекрасного.
Единственное, что выбешивает меня из себя до состояния веерного выбрызга слюны — это штампы, которыми люди с претензией склонны расцвечивать свою безыскусную речь. Человек, который придумал слово «крыжопник» — молодец, но этот неологизм достоин одного изустного упоминания. Максимум — двух. Это не смешно, не куртуазно и не умно: заменять каждое вхождение в свою речь оригинального куста — этим убогим силлабизмом.
Придумайте своё контаминационное просодически адекватное слово — и употребите его в речь разок-другой. Но на третий — будьте готовы к тому, что меня стошнит прямо на праздничную скатерть.
Все эти беспомощные «картошки-маркошки» — ничем не лучше «картвы-морквы», идиоты.
Русский язык богат, но вашу долю вы в кубышку не утащите.
Спасибо за внимание.