Москва — город контрастов. Чтобы в этом убедиться, нужно всего-то: попытаться утром найти фотоателье, потом покататься в метро, читая до обеда советские газеты, потом — неспешно отправиться в сторону офиса.

Впрочем, обо всем по порядку.

Решил я сегодня приобщиться к чтению в метро. Я давно не читал периодику, поэтому, по старой памяти, купил «Newsweek». К сожалению, у меня есть привычка читать журналы с конца к началу (да, и нос у меня длинный и изломанный, но это не потому). Я сказал, «к сожалению» — потому что если бы я читал с первой страницы, я бы сразу увидел колонку Главного Фишмана, прочел бы ее, осознал осознуемое — и спокойно выбросил бы журнал в ближайшую урну. С такими главными редакторами — дорога одна, но прямая: в печь. Тут я солидарен с Гитлером.

Это пиздец, товарищи. Такого непрофессионализма, как на страницах этого нежелтого, в целом, журнала — я не вижу даже в ЖЖ. Мне противно приводить примеры, я вчера уже копировал пытливо истерику дур с пятого канала, у меня лимит терпимости исчерпался.

В общем, я охуел, приткнул журнал в карман, двери поезда закрылись — и я мгновенно получил ручкой тележки по яйцам. От пергидрольной красавицы лет сорока (молодящейся, чисто внешне, на все 80). Я приглушенно хрюкнул и взглянул ей в глаза. Помолчали. «Встали тут, пройти негде!» — изумленно услышал я визгливый тембр в переполненном вагоне метро. За красавицей нарисовался мужчина, усатый и такой же бесцветный. Угрожающе на меня посмотрел. Тут как раз (на кольце остановки короткие) — Курская. Ну, я эту сумку и выкинул на платформу. Метров на пять. Стараясь никого не пришибить без нужды. А пергидрольные — поехали до Комсомольской. Мимо меня сложно выйти, когда «осторожно двери закрываются», а я на страже.

А потом случился праздник. Иду к офису — тормозит рядом ML 350. С блондинкой за рулем. «Садитесь», — говорит. И улыбается. Сел. Пояснил, куда. Спросил, зачем покупать такое уёбище. Ответ «экономично» — оставил без ответа. И только у самого офиса удивленно услышал: «Вы mudasobwa?».

Отпираться не стал, поблагодарил и, в совершеннейшем охуении, пошел работать. Кто вы, барышня? Вы прекрасно выглядели и чудесно водите этот гроб.