для ✎iratus, посвящается ✎barbastello

Вопреки всем своим жизненным принципам и установкам, я всегда завидовал Немирову тянучей, липкой завистью иссиня-черного цвета. Виктор Сергеич живет очень размашисто, вкусно, ярко. Я так не умею.

Помню, однажды, беззаботным пятничным вечером — мы поехали с ним поиграть на бильярде. Около девяти мне позвонил московский приятель. С предложением приехать на выходные в гости. Планов у меня никаких не было, и я легко согласился. Когда я убирал телефон в карман, Немиров уже деловито нажимал кнопочки на своем. Действовал он продуманно. Короткий звонок с емким вопросом в справочную. Затем — точечный выстрел по кассам московской филармонии. Говорил он с легким питерским акцентом, обильно перемежая речь аллитерациями. Весь этот балаган отнял у него не более полутора минут. «Ты бей, бей», — подбодрил меня — застывшего, надо полагать, с открытым ртом — Немиров, и позвонил супруге. «Наташка! — прорычал он в трубку голосом раненого гиппопотама — завтра в Московской филармонии — Гайдн. Я не могу пропустить. Буду в воскресенье утром…». Про эту нашу поездку я когда-нибудь напишу отдельно.

Как-то, услышав от жены в очередной раз: «Да что ты за человек! Алкоголь в доме не оставить, ты же все к вечеру допиваешь!» — Немиров молча встал из-за стола, оделся, доехал до ближайшего гипермаркета и купил три ящика коньяка. Выпить до вечера три ящика — оказалось не под силу даже Витьке. Жена была посрамлена, а на следующее утро Немиров позвонил мне. «Лёха, — атаковал мои барабанные перепонки этот неандерталец — приезжай, поиграем в дрейдл.»

Не то, чтобы я удивился Витькиному звонку. Воскресенье, семь утра — самое время для приглашения в гости, особенно если оно исходит от Немирова. Меня смутило другое.

Виктор Сергеич был латентным антисемитом. Он был свято убежден, что его друзья Филькенштейн и Зильберман — исконно русские аборигены, а все мирское зло — порождено сионистким заговором. Таких людей в России много.

В силу этой Немировской особенности — меня слегка смутил выбор игры. Я, как мог учтиво, переспросил: «в дрейдл?». Немиров гаркнул: «Ну, мне знакомый финн подарил. Мировая игра. Приезжай, покажу.»

Знакомых финнов, насколько я знал, у Немирова было двое: обрусевший эстонец с характерной фамилией Штайн и альбинос Красавчик, получивший погоняло в первую ходку за свои вьющиеся пепельные волосы до плеч и склонность к пассивному восприятию окружающей действительности. Я представил себе, как Красавчик дарит Немирову дрейдл и мгновенно проснулся от собственного хохота.

Через час я звонил в Витькину дверь.

Он потащил меня на кухню и тут же налил два почти полных стакана коньяка. Потом торжественно продемонстрировал детский кубик, на котором раньше была, наверное, буква «А». Сейчас кубик был неровно обклеен белой бумагой. На его гранях я с изумлением разглядел следы неудачных попыток нарисовать гимель, хэй, шин и нун. Оставшиеся две грани были пусты.
— Смотри, — радостно заорал Немиров. — Бросаешь. Выпадает это — тычок батоном докторской колбасы, который Создатель вкрутил Немирову в кисти вместо пальцев, в гимель — выпиваешь полный стакан. Это — в хэй — полстакана. Вот этот — шин — стакан мне. Ну а этот — нун — оба по полташке. Кажется так. Если выпадает вот это ничего — пальцем в белую грань — ты выбираешь порцию. А если это — другая белая грань — я.

И, в подтверждение своих слов, бросил кубик.

Где-то к трем часам дня мы наигрались.

И я рискнул спросить Немирова, знает ли он, кто придумал эту игру.
— Конечно, — выкрикнул Витька заплетающимся языком — Штайн сам и придумал. Специально, чтобы споить русский народ.