Вот и лыжи не едут, вот и я — не мыслитель
Friday, 9 Oct 2009
Осенью 2001 года, я — со свойственной мне практичностью и дальновидностью — ушел с работы в свободный поиск этой самой работы. В пользу разумности такого внезапного поступка говорило то, что мне уже более трех месяцев не платили зарплату. Против — было чуть больше факторов, хотя и не таких значительных. Во-первых, я находился в Берлине, а богатых родственников в Германии (да и вне Германии) у меня не было (да и сейчас нет). Во-вторых, перспективы найти новую работу до того, как меня попросят со старой квартиры — колебались между призрачными и туманными. В-третьих, сама-то работа мне в целом нравилась (справедливости ради скажу, что ежедневно жрать — мне все-таки нравится больше).
Вот я и хлопнул дверью, купил на предпоследние деньги коньяк какой-то дорогой, испил его, как подобает истинному безработному, на какой-то лавочке в окрестностях Q-damm и пошел в интернет. У меня наклевывался призрачный вариант в Цюрихе, я даже всерьез подумывал туда съездить хотя бы на интервью, но что-то откладывалось. Потом неожиданно мы с работой пересеклись прямо в Берлине, и я скоропостижно о Цюрихе забыл.
А сегодня вспомнил. И ляпнул в разговоре, к слову как-то оно пришлось. Собеседник уточнил:
— А почему ты не поехал работать в Швейцарию?
— Мне, — отвечаю чистейшую правду, — тогда очень не хотелось из мегаполиса в деревню ехать.
Собеседник оказался дотошным, и уточнил:
— А горные лыжи?
Ну, сначала-то я охуел, как полагается всякому, про кого думают, будто места жительства и условия работы — выбираются по принципу близости к горнолыжному курорту. Потом чаю выпил, прокашлялся, и, наконец, сформулировал, за что я всякие эти бойкие отдыхи недолюбливаю. Давно хотел. Итак.
Кому на Руси и без лыж хорошо
Я совершенно безразличен к неведомым развлечениям. Мне никогда не хотелось попробовать прыгнуть с парашютом, залезть на Эйфелеву башню, порулить F50 или трахнуть Анжелину Джоли (не считая одного малодостоверного случая по пьяни, но сейчас не об этом). Именно поэтому, если завтра из «Боржоми» вылезет джинн и предложит мне десантироваться с самой смотровой парижской площадки, сидя за рулем Феррари и поёбывая в полете пару-тройку Джоли — я в ужасе откажусь. Поскольку развлечения познанные имеют обыкновение меня затягивать. А у меня работы много, и посуда с того месяца немытая — какие уж тут Джоли.
Кроме того, я стараюсь либо за дела не браться вовсе, либо — если уж угораздило — делать их хорошо. С азартом и молодецкой удалью. С гиканьем в сердце и улюлюканьем в душе. Заебательски стараюсь делать я те одинокие несчастные дела, за которые берусь. Еще мне требуется, чтобы сам процесс приносил мне радость в мозг и успокоение в чресла, но тут я готов на незначительные уступки. Поэтому, если меня поставить на лыжи, я не успокоюсь, пока не стану кататься хотя бы на уровне первого разряда. То есть, из двух недель отпуска я первые тринадцать дней буду беспрестанно падать, набивая шишки и синяки, на четырнадцатый — испытаю горькое разочарование от собственной неуклюжести и — оп-па — тут-то отпуск и закончится.
Все те же ощущения можно испытать гораздо проще, да еще и пару недель жизни сэкономив. Как? — Да элементарно. Вечером попозже берете из кубышки половину заначки, идете прямиком в соседний двор, к вон тем гопникам, что пиво на лавочке пьют и — не доходя метров полутора — громко орете: «Козлы вонючие!». Вас мгновенно обзаведут синяками с шишками и заберут бабло (разочарование не слабее, чем от «я неудачник, я к лыжам не прирос», поверьте). Пятнадцать-двадцать минут на все — про все, а ощущения те же. Только концентрированнее и привычнее (что, конечно, тоже — плюс).
В общем, я прекрасно прожил бо́льшую половину жизни на диване и, в общем, с годами не становлюсь лояльнее к неизведанному. Если оно касается не людей и судеб, а отдыха и развлечений.