Я очень лояльно отношусь к междусобойной полемике поэтов. Толерантность эту во мне воспитали всякие лито, которые я имел несчастие посещать в те времена, когда покорить красавицу декламацией было проще, чем хлесткой записью в блоге.

Но сегодня моя лояльность мне отказала. То ли в утреннем кофе оказалось недостаточно кофеина, то ли первая сигарета горчила, то ли нога не та первой с кровати свесилась. Вероятнее же всего, просто остопиздело.

Началось все с заметки Михаила Айзенберга, на комментарии к которой я наткнулся у Бориса Херсонского.

Сама заметка, на мой дилетантский взгляд, даже прочтения не заслуживает — кроме ленивого высокомерия и снисходительного снобизма в ней нет ровным счетом ничего. Ну еще, разве что, прекрасная цитата из «поэта В. Куллэ», заботливо перепечатанная автором: «отделить козлищ от плевел». Наверняка это сказано с применением Настоящего Поэтического Слова — мне, плебею, недоступного, — но за русский язык, вверенный мастерам пера, при виде такой поэтики становится страшно.

С комментариями же Бориса хочется подискутировать.

Поэзия и читатель разошлись почти мирно, без громкого скандала, как Чехия и Словакия: читатель стал намного проще, поэзия в целом — сложнее, она дышит не столько реалиями дня, сколько историей культуры, она растет не из сора (из него тоже, конечно), а из текстов.

Кто куда разошелся? Какой такой читатель? Упомянутый в тексте ранее Чосер, насколько мне известно, творил в свободное от основной работы время; служил же он клерком. Пушкин, вроде бы, никогда не собирал полные залы в Лужниках.

Я не готов делить поэзию на сложную и простую, на правильную и неправильную. Сложные просодия, метр и рифмовка — сами по себе — не критерии. Научиться находить пятисложные рифмы или укладываться в одностопный ямб — хорошее упражнение, но только в первых классах. Изломанные аллюзии и трудноугадываемые образы — тоже не панацея.

Стихи бывают те, которые хочется декламировать вслух друзьям — и те, которые не хочется даже дочитать до конца.

Благодарные читатели никуда не денутся, пока получается писать хорошо. И если хотя бы один человек помнит твои стихи наизусть — это настоящая поэзия. Сто изящных метафор, блистательные рифмы и витиеватые отсылки к Гомеру — этого живого человека никогда не заменят.