Так получилось, что я не могу жить без кофе примерно лет с восьми. Ну как не могу, могу конечно, но я вожу с собой в путешествие кофе-машину, чтобы не зависеть от расписания кафе в пункте назначения. Да и бессмертное Бродское «если проснуться утром не выпить чашку кофе и не закурить… зачем тогда вообще просыпаться?» — про меня. Многие ошибочно полагают, что это как-то связано с моим питерским отрочеством — у нас в городе даже при советской власти было полно́ кофеен, «маленький двойной без сахара» за двадцать шесть копеек — наливали даже в гастрономах. Но нет. Не только, по крайней мере.

Мой дед, грузин, руководил каким-то заводом, и на пятидесятилетие коллеги подарили ему ручную мельницу из титанового сплава, который обычно идет на самолеты. Каждое утро он начинал с перемола прожаренных в духовке зерен в этой мельнице. Весь процесс занимал около часа; когда таинство подходило к концу, дед с натугой отсоединял нижнюю часть агрегата, и по кухне расплывалась взвесь молекул свежесмолотого в мельчайшую труху кофе, наполняя всю квартиру горьким ароматным запахом.

Мама привезла традицию с собой в Ленинград. Вместе с джезвой, ручной мельницей из обычной стали и привычкой начинать утро подобающим образом. Кофе у нас в доме не переводился никогда.

Потом я вырос, съехал от родителей и первой запустил в арендованную квартиру — купленную по такому случаю турку. С тех пор вот уже больше тридцати лет в моем доме всегда есть кофе. Хлеба, мяса, воды — может не оказаться, но кофе будет всегда. Можете на это рассчитывать.

За свою длинную бестолковую жизнь я много поездил по разным городам и странам; удивительно, но степень моей любви к стране всегда коррелирует с кофейными традициями в оной. Мой ближайший приятель — итальянец, я нежно люблю Грецию, и уже давно считаю своей Испанию, при этом Германия, Бенилюкс и прочие Франции остаются для меня странами чужими, некомфортными. Не говоря про Британию и США.

Испания с первого дня покорила меня в частности тем, что правильный кофе здесь называется «café solo», что в переводе означает «кофе как есть», «натуральный». Всё остальное — потребует расширенного вокабуляра и более развитой артикуляции. Вот тут хорошо написано про то, чем соло не эспрессо.

Мне всегда становится очень смешно, когда люди всерьез обсуждают вкус кортадо, капуччино, или, извините, латте макиатто. Тыквенный, или какой он там еще теперь впарен идиотам маркетологами. Нет, в принципе я довольно толерантный человек (настолько, что мне вообще по барабану пристрастия окружающих, будь оне хоть веганом преклонных годов), если кто-то хочет пить ослиную мочу — это их право. Просто не нужно добавлять в название этого, с позволения сказать, напитка — слово «кофе». У меня был знакомый, довольно рано разбогатевший по варианту Илона Маска (родители дали ему денег) — так вот он покупал самый старый Хенесси и разбавлял его лимонадом «Байкал»; почему нет, собственно.

Есть люди, которым не нравится вкус кофе per se. Бывает. Мне не нравится геркулесовая каша, например. Но я же не насилую себя (и ценителей овса) разбавлением ее в пропорции 1÷1 кленовым сиропом с виски. Кофеина в чае не меньше, а разбавляя чай молоком — можно сойти за аристократа, а не за дебила, как в случае с кофе.

Также мне становится очень весело, когда люди всерьез обсуждают степень влияния квалификации баристы на вкус напитка. Лавандовый раф, наверное, можно приготовить миллионом разных способов, но вкус кофе зависит от трех вещей: сорта кофе, степени его помола и давления пара. Даже ввинченные пьяным сантехником в плечи баристы руки не сделают арабику крупного помола в машине на 10 бар — хорошим кофе, и наоборот.

Именно поэтому люди, которым нравится вкус кофе (а не молока, тыквенного сиропа, или одеколона «Лаванда») — избегают посещения Старбакса и вообще любых сетевых заведений. Если я скажу Раулю в ресторанчике под моим окном, что мой кофе недостаточно крепкий — он извинится и сварит новый. Удачи сказать то же самое дипломированному баристе в кофешопе.

В общем, любите кофе или используйте какое-нибудь другое слово для поименования той бурды, которую вы пьете вместо него.