«В этой повести нет ангелов и нет злодеев… Нет грешников и праведников нет. Да и в жизни их не существует.» — написал когда-то Сергей Донатович Довлатов. Трудно придумать более гуманный тезис. К сожалению, такой образ мысли противоречит чаяниям большинства.

Демократия была придумана древними греками. «Правильный» режим власти именовался «эвномия», потом «исономия», потом Перикл сотоварищи узаконили термин «демократия», точнее отражавший суть явления. Каждый полноправный гражданин имел право выступать в качестве присяжного, голосовать в народном собрании и быть избранным на любую государственную должность. Такой вид власти работал максимально эффективно, пока жители города, пришедшие на агору (собрание), умещались на агоре (торжище). Отсюда и омонимичность.

К сожалению, все это работает только до тех пор, пока оратор в центре — слышит выкрики с галерки. Рано или поздно всем гражданам уместиться на агоре уже не удается и естественным образом появляется делегирование. Чтобы всем не переться по жаре из спальных районов, каждый квартал снаряжает своего делегата, посла, или как хотите — наделенного правом голосовать от имени всего дома. В каждом квартале теперь по-прежнему демократия, но на уровень выше — на агоре — голоса несогласных автоматически превращаются в голоса большинства того или иного района.

Демократия вырождается во власть большинства. Majority rule — уже не демократия. Но слово красивое, поэтому слабо владевшие древнегреческим миссионеры растащили его по миру, в качестве обозначения эфемерного «за все хорошее против всего плохого». Это сместило акценты куда-то не туда, потому что сбрасывать некрасивых мальчиков со скалы в Спарте — было демократическим решением, вообще-то. Хотя для современного человека — гуманность такого действа довольно сомнительна.

Нынче эпитет «демократический» выродился до полной неузнаваемости: демократические каноны теперь устанавливает даже не большинство, не говоря о потерянных и неучтенных голосах тех самых жителей дальних от агоры кварталов, но «успешное меньшинство». Появились термины наподобие «меритократии» и прочие словесные отбросы, призванные легитимизировать право белых детей из богатых семей на упрощенный доступ к принятию законов для бедняков, или, не при детях будет сказано, людей иного вероисповедания.

В современном мире считается неправильным, например, совершать человеческие жертвоприношения (я намеренно выбрал довольно яркий пример, чтобы контекст был понятнее). Эта мораль, как и решение, что эта мораль — верна, было принято людьми, никогда жертвоприношения не совершавшими. В чем-то насаждение таковой морали сродни заседанию мужского клуба, на повестке дня которого — обсуждение и принятие закона о целесообразности использования прокладок женщинами. Если нужен менее экстравагантный пример — ну пусть будет великая инквизиция. Тогда люди собрались и порешили, что христианство — несомненное добро. В учебниках истории можно почитать, к чему это привело.

В последнее время то, что было принято называть «демократией» последние пару столетий, себя полностью изжило не только как форма власти, но и как свод догматических установок морали. Во-первых, стали слышны голоса победивших, наконец, голод, — малых и больших народов численностью в сотни миллионов и миллиарды человек. Во-вторых, единая мораль плохо насаждается среди более-менее окрепших людей, особенно когда в руках миссионеров нет оружия. Выяснилось, что индусы не все поголовно осчастливлены благами цивилизации, доставленными им с нарочным британцами около двухсот лет назад. Они хотят, чтобы их страну на мировой арене называли «Bhārat», но в Вики текст на английском до сих пор озаглавлен «India».

Возвращаясь к современным реалиям, тут что-то много конфликтов разгорелось. Позвольте, какое нафиг «разгорелось»? Взять хотя бы реакцию прогрессивной общественности на фейк про «младенцев с отрезанными головами», если из последнего. Еще до выяснения обстоятельств, люди по всему миру возопили в ужасе: «это за гранью». За гранью чего, позвольте мне задать тот вопрос, который нужно было задавать с самого начала? За гранью вашего восприятия действительности? С какого хрена вы решили, что сие восприятие — единственно верное? Что, если у других людей — другое восприятие? Да, их меньше, они какие-то бедные все, живут в гетто, едят странную пищу. Кто дал вам (нам) право считать, что наша мораль — более лучше?

Как ни прискорбно, ради дочитавших досюда, но не склонных к оперированию логикой в отрыве от физики, людей, мне придется пояснить: я не поддерживаю отрезание голов младенцам. Я даже войны не поддерживаю. Никакие.

Но симметричный ответ — всегда, к сожалению, приводит к великой уравниловке: ты становишься на одну ступень с тем, кто ударил первым. Развязав войну на Украине, Путин встал на одну ступеньку с американским истеблишментом. Разбомбив первый госпиталь в Газе — ЦАХАЛ попросил подвинуться ХАМАС и устроился рядом с ними. Нельзя оправдать паскудство — иным, пусть даже гораздо более значительным — паскудством.

Я не соевый батончик, и не белопольтовый чистоплюй: иногда приходится бить в ответ, реже — даже бить первым. Я не только не осуждаю, я вообще не сужу ни Россию, ни Израиль, ни США, ни Сомалийских пиратов. Они поступают в соответствии с той моралью, которая актуальна в тех местах на сегодняшний день. Я стараюсь выбирать место жительства вдали от диктатуры тех норм общественной морали, которые мне не по душе. Не более того; я не воюю с государствами, режимами и диктаторами.

Как и все, я учился в обычной школе, в которой было бы трудно выжить не играя по тем правилам, которые сложились в коллективе не очень богатых ребят из не очень благополучных семей. В восьмом, кажется, классе — мне сломали нос. У меня был миллион возможностей ответить симметрично, но я не стал. Мной двигало какое-то новое для меня чувство осознания зарождающихся во мне законов моей морали. Которые не мешают мне пить водку с самыми заскорузлыми людьми, но препятствуют многим иным поступкам, которые я мог бы совершить, и за которые мне потом неизбежно было бы стыдно.

Понимание причин тех или иных действий в большинстве случаев ведет к эмпатическому коллапсу: мы закрываем глаза на проступки наших друзей, а затем — и недругов. Я не знаю, отреза́ли ли головы младенцам какие-то люди, но пока я не увижу своими глазами акт обезглавливания и не перекинусь парой слов с палачами, я не стану считать, что их мораль чем-то хуже моей. Кто его знает, может сотня-другая отрезанных сейчас голов в результате спасет человечество когда-нибудь потом?

Так что я на всякий случай не считаю себя лучше других, а свою мораль — правильной. Зато я и вашу мораль не считаю правильной, так что как только вы начнете тыкать мне этой моралью в нос — могу вспылить. Свобода распространения морали заканчивается там, где начинается мораль другого человека. Даже если ему нравится отрезать головы детям. Если имеете что-то против — идите в суд.