Прошло всего-то тридцать лет с тех пор, как я познакомился с Агатой.

Надо сказать, что слушать рок в те годы было довольно накладно; проще было напрямую познакомиться с кем-нибудь из музыкантов и получить полулегальный вход в рок-клуб, чем охотиться за фонограммами.

Я крайне редко запоминаю цены и количество потраченных денег, но пока я учился в начальной школе, за баблом приходилось ходить к родителям. В конце восьмидесятых существовали так называемые «кооперативные студии звукозаписи», где за жалкие четыре рубля тебе могли переписать 45 минут любого звука из имеющихся в ассортименте — на твой носитель. Кассета длительностью 90 минут, которую магнитофон не зажует при первом же воспроизведении — BASF, или DENON, — продавались в ДЛТ и стоили девять рублей. Появление нового альбома в коллекции было событием галактического масштаба (17 рублей за обе стороны кассеты — это были почти космические деньги, как сейчас евро двести, наверное).

Выбор вследствие сложности добычи был ограниченным, просто «записать послушать» кого-то неведомого — было непозволительной роскошью. Я не выходил за рамки того, что уже слышал в рок-клубе. Даже спустя несколько лет, когда я уже что-то зарабатывал сам, новая запись — была событием.

Одной из первых моих подработок была поддержка и наладка персонального компьютера, на котором держалась бухгалтерия немаленькой строительной фирмочки в Петергофе. Зверь 286, под управлением ДОС, Лексикона и каких-то электронных таблиц; фокспро, или парадокс, не помню уже. Ломался он постоянно, и я ездил в Петергоф чуть ли не каждую неделю. Восьмичасовая электричка туда, потом, пока до обеда в расписании перерыв, — возня с кремниевым монстром — и в четыре обратно.

Однажды мой визит закончился быстро, потому что неполадка заключалась в случайно отошедшем контакте на параллельном порту (тридцатишестипинник — отлично слово для загадывания в игре «Крокодил», кстати), — и в девять с хвостиком я оказался свободен. Ждать шесть часов электричку мне показалось немного искусственным, поэтому я вышел на трассу и вытянул вперед руку. Тогда дальнобои легко брали голосующих.

В машине играла музыка, глубокая и завораживающая. Чуваки пели по-русски, но команда явно не ленинградская, в рок-клубе я бы их заметил. Не помню уж почему, скорее всего — из-за врожденного идиотизма — я то ли постеснялся, то ли не сообразил спросить водилу, кто это играет.

Я вышел из кабины в районе Балтийского вокзала, и очутился в самой гуще 1992 года, с единственной целью: добыть запись. В кармане у меня лежал петергофский гонорар, а сам я был полон решимости. Я пошел по городу, заходя во все студии звукозаписи, которых тогда было как парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий в уездном городе N. Я не способен напеть единожды слышанную мелодию, а по запомненным обрывкам текстов никто опознать группу не мог.

В общей сложности я потратил неделю на попытки раздобыть эту запись; потом гонорар закончился, а пыл немного иссяк.

Спустя года полтора я оказался на какой-то пьянке, среди малознакомых людей. Пока собирали на стол, кто-то нажал кнопку «▹» на магнитофоне. Заиграла та самая команда, но песня была мне незнакома, они уже успели выпустить новый альбом. Наутро я раздобыл и вожделенную запись. Это был «Декаданс» Агаты Кристи.

Каждый сука раз я вспоминаю эту историю, когда мне приходит в голову мысль обновить флешку с музыкой в машине и я скачиваю каких-нибудь Die Ärzte или Apocalyptica.