«Что-то в горле моём пересохло, принеси-ка, воды, человек!» —
рот раскрыт, как ракетное со́пло, и круги под сугробами век.
Странный гость в нашем маленьком баре, брови сдвинуты на́ низкий лоб.
И осанкой и жестами — барин, взглядом внутрь исподлобья — холоп.

Замолчали поодаль товарки, бармен бросил тереть свой стакан…
Стало густо, насыщенно, жарко — гость застыл как немой истукан.
На скамью водрузивши свой посох, гость молчал, дожидаясь воды.
Знал ответ на любые вопросы, словно был он из рода владык.

Пробираясь бочком мимо стенки, половой притаранил поднос.
И повеяло запахом Стеньки от громадных его папирос.
Закурив, он немного нагнулся, лавка скрипнула как эшафот.
До воды дотянулся и грустно опрокинул стакан в алый рот.

Тишина, будто в дальнем приделе; ратный подвиг — посметь здесь вздохнуть.
«Человек! Штоф, лучка и сарделек! И немного запить что-нибудь!».

Кем же был этот шумный пройдоха, вмерзший в миг в этой злой кутерьме,
что допив до конца свою водку — поклонился и сгинул во тьме?

× × ×

Никогда его больше не видели, но знакомы до боли черты.
За пределами нашей обители — это я, это мы, это ты.