military registration and enlistment office

Восемнадцатая за полгода повестка застала меня врасплох. Да и с военным билетом пора было разобраться — получив пятерку на выпускном экзамене, я, по неподтвержденным слухам, стал лейтенантом. Этот радостный факт был отражен в моем личном деле, и мне не давали диплом по приписному свидетельству.

Потому что у честного русского лейтенанта должен быть военный билет, а не «эта хрень», как образно выразился наш декан.

И я пошел в военкомат. Мимо гастронома, пополнив запасы высококалорийного продукта переработки винограда. Мало ли что.

Российская армия муштрует своих солдат — уровень дисциплины может соперничать разве что с уровнем идиотизма. Придя по повестке и отстояв очередь, состоявшую из зеленых неоперившихся призывников, я узнал, что теоретически могу быть смертельно болен. Я и так, в принципе, подозревал что-то подобное. «Пожар сердца, скажите сестрам...»

Иными словами, меня послали в поликлиннику.

В поликлиннике, прямо в холле, сидел огромнейших размеров ЛОР и сосредоточенно писал. Я покашлял. ЛОР оторвался от своей писанины и с изумлением вперился взглядом в меня.
— Медкомиссия в военкомат, — с утвердительной интонацией спросил я.

ЛОР недовольно покачал головой и помолчал. Потом выдвинул стул рядом с собой и сказал:
— Садись.

Произнесение слов давалось ему с трудом. Нахмурившись, от отвернулся от меня и прошептал: «тридцать два». Если бы мне не доводилось бывать на медкомиссиях ранее, я бы решил, что он спятил. Но я знал страшную тайну: он просто проверяет мой слух. Я принял игру, тоже от него отвернулся и на автомате таким же свистящим шепотом выдохнул: «тридцать два». ЛОР развернулся ко мне всем телом, наклонился к моему уху и практически заорал:
«Сколько два?!».

Я получил галочку в обходной листок и, повинуясь прощальному жесту ЛОРа пошел по коридору.

Толкнув дверь с надписью «окулист», я оказался в темном помещении без окон, с единственной лампочкой, сиротливо свисавшей с потолка и надрывавшейся на все свои пятнадцать ватт. Передо мной раскрылась книжка с картинками для дальтоников. Не дожидаясь вопроса, я выпалил: «круг, шестерка, треугольник и ромб!». Врач предпенсионного возраста, с выразительными глазами восторженной нутрии, возмущенно закричала мне в лицо: «Да где вы все там треугольник находите?!».

Вскорости я вернулся в военкомат.

Очередь рассосалась. Я прошел в кабинет майора. Он приветливо улыбнулся — насколько может быть приветливой улыбка непохмелившегося майора — и спросил:
— Где хотите служить?

Глаза его при этом смотрели в одну точку, руки нервно тискали картонную папку с многозначительной надписью: «Дело».

Я достал коньяк и поставил к нему на стол. Обе, так сказать, бутылки.

Через полтора часа я сходил еще за одной. К пяти вечера майор пообещал мне место своего заместителя. Я настойчиво уговаривал его поставить в мой кабинет локатор, желательно — С-300, чтобы я квалификацию не терял. В шесть я вышел на улицу.

Мне хотелось петь и играть на лютне. Приветливо чирикали птички, и ласковый летний дождь — волнительным освежающим ручейком — лился мне за воротник. Я вспомнил, что обещал шефу приехать на работу после военкомата.

К счастью, мне не захотелось спускаться в метро и я не поехал на работу. Я просто позвонил шефу. И, набрав в легкие побольше воздуха, не здороваясь, выпалил:
— Я теперь лейтенант!

Шеф немного помолчал, видимо оценивая масштабы бедствия. Потом тихо поинтересовался:
— Завтра появишься? Или только по получении генерала армии?