Лабашеворганизовывал дни рождения так, что на них редко оказывалось немноголюдно. Точнее, всегда негде было упасть не только яблоку, но и вишневой косточке. А на двадцатилетие обещали приехать еще восемь человек сверху.

Были какие-то непонятные барышни из Политеха, я лично пригласил американского коллегу, бывшего в те дни проездом в Питере. Компания подбиралась разношерстная. Последним пришел Немиров. Он появился в дверях трезвым, с тортиком в руках. Во взгляде читались одиночество и грусть. Я забеспокоился. Грусть в глазах Немирова не сулила спокойного праздника.

Впрочем, волновался я зря. Уже через полчаса Немиров махнул стакан и примостился в уголочке рядом с одной из политеховских. Размахивая пудовыми кулаками в пространстве радиусом метра полтора вокруг барышни, он самозабвенно плел ей что-то на ухо. На окружающих Немиров внимания не обращал, и я уже было решил, что сегодня он социально безопасен. Внезапно он вскочил на ноги и зычным басом провозгласил:
— Мечтаю поднять тост за прекрасную Елену, мысль о которой не покидает меня со времени нашего знакомства. — Он говорил еще минут пятнадцать, поминая всуе замысловатый коктейль из женской красоты и заморских фруктов. Соломон, услышь он хотя бы треть этой эскапады, сжег бы все свои песни и застрелился от зависти.

Когда Немиров договорил и грациозно приподнял бокал чуть выше локтя, прекрасная Елена тихим испуганным голоском с надрывом прошептала:
— Но где же ты был так долго? Я ждала, ты мог хотя бы позвонить…

Года за два до этого, влекомые тягой к прекрасному, я и Семеныч оказались на женском чемпионате города по бильярду в роли зрителей. В первом туре за ближним столом играла совсем молоденькая девочка. Кроме плохо поставленного удара и слишком низкой стойки у нее была одна отличительная черта — бюст шестого размера. Причем не по периметру, а, так сказать, в объеме. Мои симпатии в матче оказались на ее стороне, о чем я не преминул сообщить Семенычу, который страшно развеселился. «Тебе же, — полным сарказма голосом выдохнул он мне в ухо, — вроде бы полногрудые барышни не особо нравятся?» Я внезапно смутился. И правда, мелькнуло у меня в голове, чего это я? Впрочем, объяснение нашлось в считанные доли секунды. «Ну, — ответил я назидательно, — не такая уж она и полногрудая!»

Этот эпизод благополучно стерся бы из моей памяти, если бы Немиров не рявкнул гневно в ответ: «Не так уж и долго! Всего два дня рождения!».