Поддавки
Thursday, 5 Nov 2009
для chigorinec
Валерка Дыбин некоторое время был женат.
Непродолжительно, но ёмко.
Супруга ему попалась норовистая, забавная. В частности, она сильно недолюбливала Валеркины увлечения. Причем, не водку-баб-футбол, как мог подумать неразборчивый умудренный опытом читатель, а — наоборот — шахматы.
Валера вырос в странном месте. Колпино, ближе к Металлострою — это особый район пригородного Питера. Дыбин был вынужден прорасти в кандидаты в мастера по боксу. По причудливой прихоти мироздания, душой он при этом дотянулся до первого разряда по шахматам.
Супруге пришлась по вкусу первая часть Витькиных нормативов, но даже от запаха лакированных фигур ее подташнивало. Впрочем, страдала она недолго. Дыбин умел быстро осознавать ошибки и, пожертвовав ладью в виде машины и комнаты в Колпино, успешно перешел в миттельшпиль уже не отягощенный дополнительным грузом прежних ошибок. Но это было потом.
Горечь состояла в том, что мечтательный боксер эту дуру любил.
В то утро он позвонил мне из ЦПКиО. «Лёха», — говорит, — «приезжай, а? А то тут даже выпить не с кем!».
На часах было около восьми утра. Жил я тогда совсем рядом с ЦПКиО. Будильник показывал воскресенье. Я быстро оделся, купил в магазинчике внизу коньяк и неспешно пошел по Савушкина, наслаждаясь окружающей природой.
Валерку я нашел в одном из павильонов традиционной для парков отдыха ориентации. С доской под мышкой, с тоской в глазах. Ночью он опять поругался с женой и приперся сюда, в надежде хотя бы провести время с пользой для досуга. Но 9 часов воскресного утра волшебным образом сделало парк пустым. Кроме нас, доски под мышкой у Валеры и коньяка — в радиусе пары километров не было ни души.
Мы вздрогнули из горлышка.
И тут этот вменяемый с виду человек говорит:
— Лёх, а давай партейку?
Я играю в шахматы на уровне «знаю правила». С одной стороны, передо мной перворазрядник в этом виде спорта. С другой — расстроенный КМС по боксу подшофе. Я вяло согласился.
Разрыва дискурса тут нет, да и быть не могло. Я послушно наступил в Валеркин капкан на двадцатом ходу.
И тут Дыбин неожиданно сказал замогильным голосом:
— Хороший ты человек, Лёха. Пришел, коньяк принес, утешил, поддался…