Танцуешь в баре с прекрасной дамой,
то ли жеманной, то ли желанной,
ты вся на взводе,
и она, вроде,
бар наполняет запах Агдама,
линия Маннергейма сдвигается к Польше
плотина рвётся и рушится дамба,
нет ни слов, ни жестов подавно,
которые бы рассказали больше
чем эта улыбка, улыбка, боже,
за нее не жалко шагнуть в геенну —
огненную и ледяную одновреме́нно, —
два шага в сторону, взглядом брошенным
летит стрела купидона-фавна,
мир скукоживается до дрожи
и что же, что же, что же, что же?
Здесь все на равных
как её там Оля, Вика, Лена
хочешь, не хочешь, какое дело,
когда пристяжные уже заправлены,
заря́жены, запряжены́, и тело
теряет контроль над мозгом; верный
черный загорается как слепящий белый:
инферно, инферно, инферно.

Инферно сжигает всё снаружи,
танцуешь и мир становится у́же
игольного ушка, стучит по лужам
каплями дождь, в рваном ритме фанки.
Тянется к сабле что твой хору́нжий,
мир помешался на оружии,
Бродский умел предвидеть не хуже
Нострада́муса и Ва́нги.

В танце стираются все границы,
словно мир нани́зан на спицу,
спица в колесе,
как и прочие все,
и вдаль устремляется колесница.
Завтра может быть будет грустно:
пустота внутри и прощай изустно.
Мир расколется как голова
с похмелья мелькают лица, лица
в пространстве памяти слишком пусто,
чтобы кто-то хотел сюда возратиться.
Мир ощеривается как сова,
натянутая на глобус синицей —
пустые слова, слова, слова.
Поклянись в себе вытравливать дустом
странную прихоть считать что вам
кроме похоти есть что делить ва-банк
странное чувство, чувство, чувство —
будто зеленой будет трава
вечно лишь если она искусственна.

Химия выжигает все дотла и
танцуешь музыка рвется лаем
за околицу этого бара, злая
музыка без барабанов бонго
Как ее там, Анжела, Аглая —
химия сердце сожжёт зола ей
напоминает адом о рае:
Рая, бесформенная как в саронге.

Танец заканчивается не кодой,
градом пота, плохой погодой,
глаз усмешка,
как будто пешка
не больше, чем ферзь холостого хода.
Нужно будет принять решенье,
в это время года
терпеть лишенья
довольно странно; сбежим, уедем,
эта ночь будет кошмаром соседям.
Не кричи, моя Люба, Марина, Женя —
все образуется, мать-природа
нам поможет каждым движеньем
от возвышения до паденья.
Словно солдат израненный бредит —
сужается горло стакана. Кода.
Дотянемся до запретного плода
рухнем без сил, без пощады к победе.

Всполохи, всполохи, всполохи ярки,
зарницы кровавой чугунной варки:
выпьем, подруга, из этой чарки,
спать этой ночью — уже не светит.
Нам не клали под ёлку подарки,
пустой конверт без почтовой марки
сладкие губы помадой ма́рки.
Все будет, как мы наметим.